Мужчина на секунду замирает, видимо, взвешивая все за и против, и наклоняется ко мне. Быстрый, какой-то целомудренный поцелуй, горячий шепот: «Встретимся у меня через полчаса», и Доставала как ни в чем не бывало поднимается с постели.

Натка гостеприимно распахивает двери и, едва Темный успевает переступить порог, громко и очень зло хлопает створкой.

Шмяк! — расстроенно отзывается та, встретившись с косяком, но подругу порча казенного имущества нисколько не смущает.

— Та-а-а-к… — тянет ведьмочка, недовольно скрещивая руки на груди. — Ангелина, мне надо с тобой серьезно поговорить.

Я сажусь на кровати и имитирую испуг.

— О нет! — прижимаю руки к груди. — Только не говори, что нам надо расстаться!

Ведьмочка ехидно фыркает, но все еще продолжает всем своим видом демонстрировать паршивое настроение, поэтому я продолжаю:

— Если тебе не жалко меня, то подумай хотя бы о Рокки! Для малыша наше расставание будет психологической травмой на всю жизнь!

Щенок, услышав собственное имя, поднимает голову и неуверенно стучит хвостом.

— Малыша? — переспрашивает подруга. — Малышом этот кабанчик был месяц назад, а сейчас его смело можно в сани запрягать!

— Гауф! — крайне возмущенно заявляет песик, протестуя против то ли судьбы ездовой собаки, то ли обвинений в чрезмерной прибавке в весе.

Не замечая явного негодования нашего четвероногого питомца, подруга с шумом заваливается на кровать рядом и, подозрительно прищурившись, смотрит на мое лицо.

— Я тут подумала, — многообещающе начинает она. — Линк, а ты хоть раз влюблялась?

Сердце в груди выстукивает азбукой Морзе нечто типа «спалили», а интуиция настойчиво советует притвориться глухонемой.

— А что? — осторожно уточняю я.

— А то, дорогая моя, — вздыхает подруга, — что у нас налицо крайняя степень твоего тупоумия, и я теряюсь в догадках, что могло уничтожить такой выдающийся мозг.

Я ошарашенно открываю рот, до глубины души пораженная услышанным, пару раз удивленно хлопаю ресницами и возвращаю челюсть на место.

— Аха! А вот и первое доказательство! — радостно подпрыгивает на кровати ведьмочка. — Раньше ты бы с легкостью поставила меня на место!

Фыркнув в ответ, я закатываю глаза и встаю на ноги. Надо доверять интуиции и валить, пока меня еще в чем-нибудь не обвинили.

— По голове тебя били и до этого, значит, сборы в клане можно смело вычеркивать из списка, — «ненавязчиво» озвучивает свои мысли подруга. — Тяжелыми инфекциями и паразитическими червями ты вроде как тоже не страдала, поэтому остается только одно…

— Натусь, ну чего ты, — морщусь я. — В кого мне быть влюбленной? — и максимально саркастично: — В Темного, что ли?

Подруга злорадно улыбается, беззаботно накручивая на указательный палец рыжий локон.

— О-о-о! Ну, теперь паразитов и инфекции точно исключаем, — с видом знатока радостно заявляет она, подскакивая с кровати и хватая мою руку.

— Поздравляю, милочка, ты на стадии отрицания! — Натка принимается загибать пальцы. — Впереди гнев, торг, депрессия и мое любимое — принятие.

Строю скептическую моську и направляюсь к дверям.

— Я к Темным. Буду утром! — информирую девушку, но, сообразив, как это двусмысленно могло прозвучать, притормаживаю и оглядываюсь на ехидно ухмыляющуюся подругу. — И я не влюблена!

— Как скажешь! — примирительно поднимает руки вверх Наточка.

Еще раз фыркнув скорее для проформы, чем для реальной демонстрации собственных негативных чувств, торопливо выхожу в коридор, но, пройдя пару шагов, сбавляю темп.

Память услужливо подсовывает один из наших с Темным разговоров, случившийся аккурат после передачи Светимости.

— Что не так? — смотрит исподлобья мужчина.

Я с трудом выбираюсь из его объятий и поднимаю голову.

— Как тебя зовут?

— Дитмар Хорст, — ни секунды не задумываясь, отвечает он.

— Издеваешься? — с максимальным возмущением спрашиваю я. — Как твое настоящее имя?

— Ангел, я все расскажу тебе, но не сейчас…

Он сказал «не сейчас», но прозвучало это как «никогда». Нет, я не люблю Доставалу. Как вообще можно любить человека, о котором ничего не знаешь?

«А фигли тогда к нему идешь?» — тут же встревает салатовая рептилия.

Проигнорировав наглого дракона, вхожу на преподавательский этаж и неожиданно сталкиваюсь с профессором Дейманом.

— Ангелина, можно тебя на минутку? — сухо интересуется он, затем задумчиво кусает нижнюю губу. — Возможно, на семь…

Несмотря на немного экстремальный способ передачи знаний, профессор был замечательным педагогом и просто нравился мне как человек.

И потом, семь минут — это немного, Доставала даже соскучиться не успеет.

— Можно, — соглашаюсь я, совершив тем самым глобальную ошибку того вечера.

— Тогда пошли, — бесцеремонно хватает меня за локоть профессор и тянет дальше по коридору.

Едва успевая за торопливо идущим мужчиной, открываю рот, чтобы спросить, куда меня, собственно, тащат и почему для общения не подходит просторная гостиная Темных, как впереди мелькает знакомая дверь в комнату профессора зельеварения, и все встает на свои места.

— Поглядите, кого я нашел! — с ноткой хвастовства объявляет мужчина, распахивая двери настежь.

— О! — радостно машет мне рукой единственный представитель эльфов на территории университета.

— М! — с не меньшей радостью восклицает профессор Дарон, делая попытку вернуть стакан на столик.

— Ы? — удивленно выдавливаю я, оглядывая небольшую комнату Юлика.

Почти все пространство заставлено пустыми бутылками из-под гномьего самогона и эксклюзивных настоечек, которыми промышлял сам профессор Ратан. Что творят эти самые настоечки со здравым смыслом, можно было оценить, глянув на двух обнимающихся профессоров.

Сами мужчины сидели за столом со счастливо-пьяненькими выражениями на лицах и… квасили! Причем, судя по всему, долго и качественно.

— И как давно началось братание эльфов и Темных? — осторожно спрашиваю у стоящего рядом профессора Деймана.

— Почти шесть часов назад, — тихо говорит он, — с той самой минуты, как Рене пришло письмо от Совета Двенадцати.

— Ли-и-нка! — с трудом владея собственным языком, зовет Юлик. — Айда с нами! Тут тако-о-о-й повод… — Эльф громко икает и толкает в плечо пьяного товарища. — Скажи ей!

Опасно покачнувшись, Рене хватает со стола стакан с недопитой бурдой и кричит:

— Я же-е-енюсь!

Недоверчиво покачав головой, поворачиваюсь к лицезрящему картину братания профессору Дейману.