Да что там, я даже согласна на публичную порку!

С моего возвращения незаметно минула почти неделя, в течение которой я была занята тем, что оправдывалась перед Наткой за то, что не взяла ее покататься на мелефасе. Оправдывалась перед Эми, которая видела, как Никлаус сходит с ума от переживаний. Оправдывалась перед Юликом — он обиделся просто за компанию. Оправдывалась перед ВУДом, который почему-то решил, что я сорвала помолвку профессора Дарона с Наткой…

Короче, я оправдывалась, оправдывалась и еще раз оправдывалась в надежде, что это улучшит мои актерские навыки и при долгожданной личной встрече с Доставалой на моей стороне будет хоть какое-то преимущество.

И вот он приехал…

Поставив свой личный рекорд по бегу, за четыре с половиной минуты я преодолела расстояние от полянки в парке, где Конни с Ролли подвергались карательным мерам со стороны двух лаэрдов, до преподавательского крыла и теперь настойчиво долбилась в двери секции Темных.

Открыли практически мгновенно, словно все это время караулили под дверью.

— В комнате, — шепнул Шарги, пропуская внутрь.

Кивнув в качестве благодарности, я миновала общую гостиную, где собрались практически все Темные за исключением моего. Ребята активно имитировали деятельность, но заинтересованный блеск в глазах выдавал неподдельный интерес.

— Вас это вообще-то не касается, — на всякий случай предупредила я.

— Да-да! — дружным хором уверили меня Темные, но даже не пошевелились, рассчитывая подслушать нашу с Доставалой перебранку.

Ну никакой личной жизни!

Окинув присутствующих осуждающим взглядом, я постучала в комнату Доставалы и, не дожидаясь ответа, дернула ручку.

— Ты один? — просовывая голову сквозь небольшую щель между дверью и косяком, уточнила я.

Никлаус в своем истинном обличье сидел за столом и изучал какие-то бумаги, но как только я сунула свой любопытный нос в комнату, бросил листы на стол и поднял голову.

— Здесь только я и мои демоны, — криво улыбнулся мужчина.

Так-с… Судя по суровому выражению, Никлауса еще не отпустило, и он продолжает злиться на такую хорошую и самую замечательную меня. Непорядок!

Приблизившись, замечаю на столе кучу карандашных набросков меня, сделанных в разное время. Вот я, спрятавшись за стопкой учебников, беззастенчиво дрыхну прямо на лекции профессора Карода. На рисунке рядом — мастерски перепрыгиваю с платформы на платформу, прижимая к груди бакетбольный мяч. А вот тут что-то совсем интимное, я лежу на кровати, судя по размерам — принадлежащей Доставале, и, изогнувшись, словно кошечка, сладко зеваю во весь рот.

«О-о… какая прелесть», — умиляется соскучившееся по ласкам Темного либидо.

«Секундочку, — оживает жажда справедливости, — это мы-то его демоны?»

Плюнув на голоса и вообще дав себе зарок не прислушиваться к внутреннему бреду, бестактно залезаю к Никлаусу на колени, обнимаю за шею и трусь щекой о гладко выбритый подбородок.

— Зли-и-ишься?

— Скорее терзаюсь вопросом, чем ты думала, вызывая на бой одного из членов Совета, — устало вздыхает Темный.

И вопреки активным возражениям попы я беру руку мужчины и кладу на то место, которому пригрозили ремнем.

— Этим? — игриво подмигиваю и тут же тихонько вскрикиваю, едва его пальцы сжимают попу, которая так самозабвенно и старательно ищет для меня приключений.

Но не успеваю я возмущенно отчитать Темного за грубые действия, как его руки стискивают меня в крепких, болезненных объятьях, от которых жалобно скулят ребра, сбивается дыхание, а сердце заходится в приступе тахикардии.

— Ты понятия не имеешь, что я пережил, пока наблюдал за твоими выкрутасами на арене, — раздраженно рычит он над моим ухом. — О твоих крылатых дружках поговорим позже, а сейчас…

Его губы находят мои, едва ощутимо прикасаются и тут же отдаляются. В серых глазах мелькает что-то совершенно мне не знакомое, а затем красивое аристократическое лицо Доставалы кривится, словно от зубной боли.

— Я всю жизнь был один, и потерять тебя сейчас… — Темный качает головой, словно пытается прогнать не самую приятную мысль.

Осторожно высвободившись из болезненно-приятного захвата, по ошибке принимаемого Доставалой за любящие объятья, я нежно глажу его щеку, обвожу указательным пальцем контур губ и говорю то, что должна была сказать уже давным-давно:

— Ты это… Возьмешь меня в законные супруги?

Пару мгновений Никлаус остается сидеть все также неподвижно, но едва смысл вопроса доходит до него, резко отстраняет и хмуро смотрит мне в глаза.

— Так! — почему-то начинаю злиться. — Еще пять секунд твоего молчанья, и я начну выбивать ответ силой! Учти, в этом деле мне даже не потребуется помощь крылатых дружков, и тогда парой царапин ты не отделаешься. А вообще я очень давно мечтала опробовать на ком-нибудь…

— Да, — перебивает мужчина.

В комнате повисает тишина.

Я довольно улыбаюсь, наблюдая как Доставала облизывает пересохшие губы, нервно сглатывает и наконец набирается смелости, чтобы спросить:

— А ты? — Его глухой голос невозможно узнать. — Ангел, ты готова стать моей второй половинкой?

— Вот это заявление! — картинно вскидываю руки, изображая удивление, затем окидываю напряженного мужчину задумчивым взглядом и с долей сомнения щупаю внушительный бицепс на его правой руке.

— Ну не знаю… — в итоге выдаю я. — Мужчина ты грубый, свою силу не контролируешь. Работа у тебя нервная, опасная и непонятно как оплачиваемая. Опять-таки живешь у лаэрда на рогах. К тому же если дети пойдут в папочку, то ох как я намучаюсь! А оно мне надо?

Никлаус молча испепеляет меня взглядом, ожидая, пока я наиграюсь.

— И потом, мне диплом нужен, а затем в планах попутешествовать по Светлым землям в поисках приключений. К тому же не решен вопрос нашей прописки. В свете последних событий я категорически против проживания на Темных землях… Короче, тут надо взвесить все за и против, хорошенько обдумать детали будущей семейной жизни…

— Ангел! — рявкает Никлаус, теряя остатки терпения. — Не доводи.

В конечном итоге я не выдерживаю и все-таки улыбаюсь.

— Ладно, уболтал! — милостиво киваю. — Я согласна.

Облегченный выдох, и мужские руки тут же вновь сжимают меня в болезненно-крепких объятьях.

— Моя маленькая зараза… — смеется Никлаус, уткнувшись носом в мой висок. — Самая несносная, самая непрошибаемая зараза на свете.

— Зато твоя, — самодовольно улыбаюсь и тянусь к нему: — А теперь целуй!

Усмехнувшись, Никлаус наклоняется и мягко касается моих чуть подрагивающих от предвкушения губ.