друг от друга, а как будто даже сблизились. Я об одном только молила Бога: чтобы ни одна женщина от него не забеременела. Это бы точно добило меня. Я не знала — и до сих пор не знаю, — пережила бы я такое или нет.

Я безумно люблю своего мужа. Как и в первый день, когда студент Витя Богомолов сел рядом со мной на осеннем балу, назвав это мероприятие скучным говном, и предложил целоваться, чтобы скрасить унылые танцы. Конечно, я не повелась на его дешевый пикап, но повеселилась тогда знатно. Потом он начал буквально преследовать меня в университете, появляясь в тех же коридорах, что и я. Он словно из-под земли вырастал в тех корпусах, где его не должно было быть. Очаровательный старшекурсник с грустинкой в глазах. Позже я узнала, что его мама смертельно больна, и он тяжело переживал этот период. Но все равно находил в себе силы, чтобы каждый день смешить меня своими выходками, покорять обаянием и преследовать, несмотря на занятость.

Разве можно было отказать такому парню? Настойчивому и — если верить ему — чертовски влюбленному. Конечно, я не устояла. Мы поженились, когда его мама была уже в критическом состоянии. Витя хотел, чтобы она увидела его невесту в свадебном платье. Я еще тогда переживала, что мы торопимся со свадьбой только ради того, чтобы Витя потешил маму. Может, он и отношения затеял не ради нас, а ради нее? Чтобы показать, что не останется один после ее смерти. Но Богомолов умел закружить так, что я забывала обо всем на свете. Что уж говорить о беспочвенных сомнениях?

Мои родители отговаривали меня от столь поспешного шага. Тем более, папа, думаю, был уверен, что я выйду замуж за успешного бизнесмена или прокурора постарше Богомолова. Несмотря на достаток, в котором рос Витя, отцу всегда казалось, что он недостаточно хорош для меня. Моя семья тогда не поддержала наш брак. Но, боже, мне было девятнадцать, я была чертовски влюблена. Я света белого не видела. Ничего и никого, кроме Вити. Конечно я согласилась, отбросив всякие сомнения. Я просто не хотела верить в то, что он мог быть неискренен.

Сейчас я могу сказать, что не зря тогда доверилась ему. Мы влюблены по сей день. В целом мире у меня нет ближе человека, чем Витя.

А что касается его измен… Витя всегда был дамским угодником. Мы могли прийти в компанию, и ни одна женщина не чувствовала себя обделенной вниманием, потому что очарования Богомолова хватало на каждую. Странно, но меня это как-то не смущало. Даже наоборот, хотелось гордо задрать подбородок и сказать: «Видели все? Это мой муж!» Потому что он, расточая елей на окружающих, при этом крепко держал меня за талию. Успевал улыбнуться всем, при этом шепнув мне на ухо, как хочет трахнуть меня, когда мы вернемся домой. Витя умеет зажечь мою кровь. Даже если по возвращении домой между нами ничего не случится, это не остановит его от того, чтобы целый вечер держать меня в подогретом состоянии. Поразительное свойство, которое я всегда в нем любила.

Когда очередной врач огласил вердикт о нашем бездетном будущем, чувство вины затопило меня. Страх потерять Витю усилился в разы, и вместе с чувством облегчения, что он нашел источник питания для своего настроения, я испытала чувство благодарности. Он ведь мог расстаться со мной и найти себе женщину, которая родит ему ребенка. Для Богомолова семья очень важна. А с тех пор, как он потерял маму, это превратилось для него в нечто, что поддерживает в нем жизнь. Дом для Вити — это место, где он отдыхает, напитывается энергией. На людях он абсолютно собран, но дома спокоен и расслаблен.

Со временем измены Вити стали его второй натурой. Я даже начала привыкать к тому, что ощущала незримое присутствие посторонних женщин в нашей семье. Никогда Витя не опускался до того, чтобы обманывать меня открыто. Например, не закрывался с телефоном в туалете, не шептался там с любовницами. Он никогда не приносил на себе следов другой женщины: ни запаха, ни помады на воротнике, ни трусиков в кармане. Никто из них — кроме одной — не связывались со мной, чтобы «открыть глаза на похождения мужа». Практически все “наши” любовницы были, судя по всему, адекватными женщинами, понимающими, что наш союз разорвать будет сложно. Или Витя их так воспитывал. Только уже позже одна прорвалась, но мне в тот момент уже было все понятно, и я приняла похождения мужа, так что не восприняла ее слова как оскорбление.

В период моей депрессии я не могла дать Вите столько секса и удовольствия, сколько он привык получать. Я придумывала самые идиотские отговорки, только бы не подпускать его к своему телу. Думаю, это и послужило толчком к тому, что Витя пошел налево. Со временем мое либидо сильно снизилось, и график наших интимных игр кардинально изменился. Если раньше мы могли заниматься сексом практически каждый день, а то и по два раза, то теперь два раза, но в неделю. Для Богомолова это все равно что два раза в месяц. Да, чертовски редко. Тогда для меня это было нормально, а потом я просто привыкла, и сейчас мы живем в таком ритме, лишь иногда позволяя себе более частые занятия сексом.

Анализируя все, что мы пережили, я могу сказать, что мы оба виноваты в его изменах. Только вот насколько мы готовы это исправить? Мне кажется, я бы уже только обрадовалась, если бы он бросил любовниц и вернулся ко мне полноценно. Я даже готова заниматься сексом каждый день. Но по какой-то причине не инициирую изменения. Как будто что-то удерживает меня. Словно, если наша жизнь изменится, то это навсегда, и мы не сможем уже ничего починить. Странно так думать, когда еще ничего не поломано, но за годы работы в прокуратуре и жизни с Богомоловым я научилась просчитывать наперед. Но семейную жизнь, увы, не просчитаешь.

Могу сказать только одно: в последнее время мне становится все тяжелее делить мужа с другими женщинами.

— Мышка, какой аттракцион посетим первым? — спрашивает Витя, когда глушит мотор машины.

Я растерянно моргаю и понимаю, что мы уже припарковались, а я так задумалась, что продолжала гладить его висок и смотреть на него.

— Сначала я хочу сладкую вату.

— Чтобы было, чем стошнить на башне падения?

От одной мысли о дурацком экстремальном аттракционе желудок уже подскакивает к горлу,