— Да, говори условия.

— Постановление о возбуждении уголовного дела по факту клеветы в отношении ответственного государственного лица по признакам части третьей статьи сто двадцать девятой УК, фу-у-у… за подписью… хочешь — твоей, хочешь — генерального прокурора, раз! Деньги на бочку для проведения следственных мероприятий, в которых могут быть задействованы неофициальные службы, — два! А три? Про три я еще пока не придумал. Как? Выливать? — Он поднял бутылку.

— Ладно, наливай, куда деваться, постараюсь изыскать для тебя некоторые средства. Постановление будет завтра. Все равно ведь сегодня спать отправишься.

— Ага, и традиционно уговаривать Ирку отложить на потом мечты отдохнуть с мужем на берегу лазурного Средиземного моря.

— Плюнь, — со знанием дела посоветовал Меркулов, — оно, все говорят, вредное для здоровья, а вот Черное — это полезное.

— Ирка думает иначе, и Нинка тоже. — Турецкий задумчиво развел руками, демонстрируя, что сам он как бы и не против такого мнения, да вот супруга с дочкой… — Но тебе, Костя, я скажу со всей ответственностью: чует мое сердце, что ты меня сознательно втягиваешь в какую-то очень скандальную историю.

— С таким предубеждением нельзя приниматься за расследование. — Меркулов поморщился. — Я тебе всю жизнь говорю об этом и — как в пустую бочку! Надоело!

— Так ты накажи меня, Костя! — обрадовался Александр. — Передай дело другому!

— Поздно, Саня, поздно… — вздохнул Меркулов.

Турецкий ознакомился с досье на господина Степанцова, которое сумел подобрать для него бородатый Макс. Оно обошлось Александру Борисовичу в трехсотграммовый пакет «арабики» — с приятелями неловко мелочиться. И после этого Турецкий решил начать с личной встречи с Кириллом Валентиновичем.

Позвонил. Заместитель председателя, услышав, кто звонит и по какому поводу, не то чтобы не обрадовался, а как-то начал юлить, в том смысле, что все ему известное он уже изложил довольно подробно господину Меркулову и, встретив с его стороны полное понимание, был уверен, что сказанного им вполне достаточно, да вот опять же и со временем сейчас весьма напряженно… Но Турецкий, привыкший иметь дела с «клиентами» подобного рода, решительно пресек все отговорки. У него на руках официальный документ, санкционирующий расследование, и как же это не подчиниться указанию генерального прокурора? Словом, время встречи хоть и не сразу, но утрясли.

Зачем Турецкий настойчиво добивался аудиенции? Тому было несколько причин.

Первая — он хотел лично пообщаться с «гусем», прощупать его словесно и мысленно на предмет выяснения его сущности. Что за человек и стоит ли вообще ломать из-за него копья? Может, аккуратно спустить на тормозах, чтобы и комар носа не подточил? Но продемонстрировав при этом бурную деятельность? Или вообще не тратить сил и нервов, а пустить расследование на самотек? Допросить там одного-другого и сесть сочинять обтекаемую объяснительную записку? В принципе реально. Но перед принятием такого решения следовало хотя бы убедиться в его необходимости.

Вторая причина заключалась в том, что, если расследование вести без всяких экивоков и снисхождений, перед ним, Александром Борисовичем, могли неожиданно возникнуть ненужные проблемы, на которые тратить драгоценное собственное время было бы безрассудно. Да и просто глупо.

Ну, например, чтобы найти обиженного, решившего отомстить своему обидчику таким образом, наверняка придется поднять все, без исключения, уголовные дела, которые когда-либо вел еще народный судья Степанцов. А их наберется, скорее всего, не одна сотня, и в каждое надо будет вникнуть, найти в нем главную интригу, из-за которой и могла сложиться в конце концов такая вот ситуация. И за сколько же лет поднимать дела? Что там сообщает послужной список Кирилла Валентиновича?

Возраст — пятьдесят восемь лет. Юридическое образование, все тот же МГУ. Понятно теперь, почему Костя его хоть и бранил, однако не послал подальше, а даже взял на себя словно бы некое моральное кураторство. Они ж почти ровесники, вполне могли быть даже однокашниками либо где-то пересекались в своем студенчестве или позже — по службе.

Так, основных мест службы немного. Как говорится, верен выбранной профессии.

С семьдесят пятого года — судья Сокольнического районного народного суда.

С девяностого — в Главарбитраже при Совете Министров РСФСР, а потом — в Государственном арбитраже при Совете Министров СССР. Основательно подрос.

В настоящее время вот уже больше пяти лет занимает пост заместителя Председателя Высшего арбитражного суда Российской Федерации.

Все основные обвинения в адрес Степанцова, кроме чистой политики и «аморалки», приходятся как раз на этот период. Ну да, начало девяностых годов — это ж было дикое время, когда началась преступная, как только теперь выясняется, приватизация государственного имущества по методу молодых и настырных демократов типа Гайдара — Чубайса. Но в те годы, как в Штатах, на Диком Западе, большинство проблем решали наглая хватка и пуля, и вряд ли кто-то из захватчиков чужого имущества так уж сильно рассчитывал на решения и указания Государственного арбитража. Это после появилось, когда началась новая волна переделов, стала жестче власть, а экономика стала наконец входить в какие-то законные рамки.

Тем не менее и здесь надо будет посмотреть дела, на которых стоит подпись заместителя председателя.

Однако гораздо важнее просмотреть его собственные судейские приговоры. Вот где-то в них и может быть зарыта собака. Или, как говорила еще маленькая Нинка, собачка порылась.

И если такое предположение верно, значит, и автор — из прошлого, для которого, вполне вероятно, вдруг открылась возможность отомстить своему давнему обидчику. Только перед Степанцовым приоткрыли дверь в большой хозяйский кабинет, а тут ему, понимаешь ли, как капкан на дороге, как плевок в душу, статья в газете!

Кстати, именно плевок в душу посторонним не виден, он противен тому, кому в душу наплевали, но в общественном плане не опасен. Зато капкан оставляет болезненные раны еще до того, как появится охотник, чтобы уже окончательно решить участь попавшего к нему в руки. Короче, придется-таки поднимать дела…

И наконец, третья причина, тесно связанная, впрочем, со второй, в том, что на пути детального изучения Турецким биографии Степанцова тот должен стать следователю помощником, а не помехой. Пусть даже нейтральным свидетелем, только бы не мешал, не тормозил дела своим авторитетом или упрямством. Известно, что все они хотят о себе слышать правду, но — дозированную. Иначе говоря, удобную, но никак не огорчительную. А тут, если вдруг потянет дымком «жареного» факта, Степанцов может дать отмашку, и стрелку переведут на другие рельсы, и спорь потом с ними со всеми до посинения.

«Тебе это надо, Турецкий? — задал себе традиционный вопрос Александр Борисович и ответил в том же духе: — Тебе этого не нужно, дружище».