Тем не менее речь не об этом. Ставя себя на место главного редактора еженедельника, Турецкий был абсолютно уверен, что ни один следователь не вышибет из него правды об авторе, кем бы тот ни был. Такова журналистская практика. Такова и этика профессии. Ты отвечаешь за свои слова? Вот и отвечай. Или не публикуй вранья, за которое с тебя охотно снимут штаны. Да и с нас тоже.

А вот как следователь Александр Борисович был полностью на своей стороне. Что это за аноним такой? И если он пишет правду, то чего боится? Значит, у самого рыльце в пушку?

Словом, налицо полнейшее раздвоение. И Турецкий как ни размышлял, так и не решил, кому из своих двойников отдать предпочтение. Поехал, как говорится, на авось, полагая, что обстановка подскажет…

Редактором оказался субтильный, женоподобный мужчинка с двойной, явно благородной и нерусской фамилией — Хакель-Силич. Звали его тоже мудрено — Эдгар Амвросиевич, а попросту, как услышал Турецкий еще в приемной, Эдя — ни больше ни меньше. Увидев его, Александр Борисович сразу понял, что признаний ждать напрасно. А почему? А потому в первую очередь, что сама внешность редактора и это простецкое «Эдя» на фоне фамилии, напоминающей какой-то медицинский препарат, указывали на единственную способность этого работника средств массовой информации, может быть, даже особый его талант, — выискивать и печатать гадости. Причем искренне обожать это занятие, ибо подобная фактура придавала, вероятно, по его соображениям, персональный шик названию органа «Секретная почта». Вот уж действительно папарацци в идеальном варианте.

Эдя, когда ему доложила секретарша, кто ожидает в приемной, встретил появление Турецкого только что не в штыки. Насупился, приобрел воинственный вид выпавшего из гнезда грачонка, даже напыжился отчасти, хотя это у него получалось с трудом. Вернее, не получалось, но мыслилось. Чего он так напугался?

Александр Борисович, не желая с ходу обострять отношения, представился, протянув редактору свое до сих пор действующее удостоверение спецкора «Новой России», а уже затем второе — помощника Генерального прокурора Российской Федерации. Первое Эдя воспринял хоть и без особого уважения, но с пониманием, а увидев второе, вмиг нахохлился и стал непроницаем для посетителя. Вот артист! Столько чувств изобразить сразу на одной мелкой физиономии!

И Турецкий решил не церемониться. Раз ничего не добиться, так хоть душу потешить…

— Меня интересует ваш автор, некто Метельский, — без предисловий холодно начал он, равнодушным взглядом упираясь в переносицу Эди.

— Ваше право, — редактор пожал узкими плевами. — Ищите, как говорится, и обрящете.

— Вам, надеюсь, это имя известно?

— Так же, как и вам. Полагаю, это псевдоним. За гонораром автор к нам в бухгалтерию не обращался.

— Иными словами, надо понимать, вы опубликовали свалившийся ниоткуда непроверенный материал? Не боясь санкций, которые могут затем последовать?

— Не вижу причин для санкций. — Редактор осторожно погладил длинными пальцами свою прилизанную темную прическу с розовым пробором посредине. — Публикация — это не моя личная инициатива, а решение всей редакционной коллегии. Вы утверждаете, что сами журналист, значит, должны быть в курсе, в каком порядке принимаются или отвергаются подобные вещи. Пусть господин Степанцов выдвигает против нас иск, подает в суд на наш еженедельник, мы процесс выиграем, поскольку имеем аргументы для своей защиты. А вот имеет ли он — это большой вопрос.

— Но ведь вы же сами сказали, что не знаете автора материала. Откуда у вас эти сведения?

— Одно к другому не имеет отношения, — как попугай продолжал Эдя. — Как журналисту вам должно быть известно…

— Приятно, что вы меня причисляете к своему цеху, — сухо ответил Турецкий, — но я в этом не нуждаюсь. Мне нужно, чтобы вы, господин редактор, уяснили простую и не требующую дополнительных объяснений ситуацию. Не я буду доказывать невиновность Степанцова, а вы — его виновность. И не в собственном кабинете, а в том самом суде, о котором только что упомянули. А если у вас не найдется веских, я подчеркиваю, веских аргументов для оправдания собственной храбрости, я вам, коллега, не завидую. И штрафом там либо постановлением о немедленной публикации опровержения с официальным признанием своей вины и строгим наказанием, вплоть до увольнения, конкретных виновников клеветнической публикации вы не отделаетесь, нет. Обратите внимание на статью сто двадцать девятую Уголовного кодекса Российской Федерации, там, в трех частях этой статьи, довольно популярно изложено, на какой срок ограничения свободы может рассчитывать человек, распространяющий клевету в средствах массовой информации. Вопросы есть? Вопросов, как говорил почтенный товарищ Сухов, нет. А вот у меня к вам имеются. Можете, ссылаясь на закон о печати, не называть мне подлинную фамилию автора публикации.

— Я… и не с-собирался, — почему-то заикаясь, сказал редактор.

— Но на один мой вопрос вы обязательно ответите во избежание немедленных и очень крупных для себя неприятностей. Вот, я предъявляю вам постановление Генеральной прокуратуры о возбуждении уголовного дела по факту клеветы, ну и так далее, можете ознакомиться.

Эдя взял в руки постановление, и они у него почему-то задрожали. Пришлось положить документ на стол. Турецкий, дождавшись, когда главный редактор дочитает, забрал постановление, сложил вчетверо и сунул в карман.

— Итак, вопрос. В каком виде появился материал у вас? Это была статья, написанная от руки? Она была напечатана на машинке? Компьютерная распечатка? Пришла по электронной почте? Подумайте, прежде чем ответить.

— А ч-чего д-долго д-думать? — Заикание стало сильнее. — П-по электронной п-почте.

— Ага. Значит, на основании этого постановления я сейчас же вызываю сюда специалистов из Экспертно-криминалистического центра, они вскрывают ваши компьютеры и при понятых изымают из серверов жесткие диски.

— Вы не имеете права! — выпалил покрасневший Эдя и потянулся к телефонной трубке.

— Я-а-а?! — изумился Турецкий. — Не советую, — суровым тоном и в лучших традициях прошлого предупредил он, указывая взглядом на телефонный аппарат. — И еще, представьте, пожалуйста, протокол заседания вашей редколлегии, на котором обсуждалась данная статья. Полагаю, мне придется беседовать отдельно с каждым из ваших членов, чтобы установить истину. Почему-то мне кажется, что уважаемые люди, серьезные авторы, с которыми ваше издание имеет дело, вряд ли с легкостью согласились бы на публикацию откровенной лжи. Зачем им было брать на себя ответственность за то, что кто-то захотел свести личные счеты и опорочить имя известного юриста? Не сходится, господин редактор. Вы обязаны были предъявить им неопровержимые доказательства его вины, так? Иначе что ж получается? Обман и подтасовка? За что конкретно вам и придется отвечать перед законом. Не объясните мне этой диспозиции?

Жар отхлынул от впалых щек Эди, и они как-то посерели, обнаружив свою небритость. Турецкий мысленно усмехнулся. Вот вроде и не особо застращал человека, а тот сам уже так испугался (если это не игра, конечно), что у негр, как у покойника, щетинка полезла. Бред какой-то… Или он сам загнал себя в угол и теперь не знает, как выпутаться? Помочь?