Параллельно я продолжал игру со своим другом. Очень тонко и незаметно я дергал за ниточки, которые все ближе подводили его к краю. Как человек мятущийся и неуверенный в себе, он часто обращался ко мне с советом. Почему-то он так слепо верил в то, что я ему говорил. Даже странно. Его подозрительность порой доходила до паранойи, но мне он доверял. Может, дело было в той спокойной уверенности, которую я излучал. Я никогда не нервничал. Все поводы для нервов создаем мы сами. Это истина, которую я усвоил еще в детстве. Если ты умен, ты не будешь страдать и не будешь нервничать. Все эти эмоциональные всплески для людей нестабильных.

В этот раз мне было интересно, насколько долго я смогу вести игру со своей жертвой. Мы уже близились к завершению учебы, взрослели, но я хотел растянуть свой эксперимент на как можно более долгое время. Тем более, я понимал, что вскоре у меня появится просто огромное поле для поиска и других жертв. Я предвкушал, как буду манипулировать сразу несколькими живыми марионетками одновременно, придумывать для каждой из них свой сценарий, в котором ниточки для них постепенно будут обрываться, пока, наконец, мои жертвы тряпичными куклами не рухнут в бездну.

Однажды в кругу моих так называемых приятелей мы обсуждали тему суицида. Не помню точно, о чем шла речь, но постепенно русло пришло к криминальной составляющей – собеседники с умным видом стали рассуждать о доведении до самоубийства и о том, что это абсолютно точно должно квалифицироваться как преступление, ведь в таких случаях реально собрать доказательства вины.

Я больше слушал, но внутри себя я несдержанно хохотал. Какие же вы глупцы. Какие же глупцы те, кто намеренно преследует жертву, угрожает, применяет такое мощное психологическое насилие, что об этом знают все вокруг. Эти остолопы прилюдно унижают будущих самоубийц, оставляют в качестве улик записки с угрозами – сами себя на блюдечке подают правоохранительным органам.

Нет, это все дилетанты. А вот те, кто знает сущность человека, не попадутся никогда. Никто не докажет причастность другого к смерти индивида, который и сам постоянно ныл, был всем недоволен и вечно ходил с кислой рожей, а потом самоубился. Но, возможно, не всем под силу познать это. Возможно, сверхчеловеком на этой земле являюсь только я. А потому – я в этом абсолютно уверен! – мне не грозит ничего. Никто никогда не узнает. Никогда. Никто.

Девушка Н.

Вот так каждый раз. Каждый сеанс я начинаю чувствовать себя некомфортно. Я думала, что привыкну, но никак не могла – когда я обсуждала детство, отчима, мои проблемы, мне становилось очень гадко – хотелось сорваться и куда-то убежать, но вот досада, мои мысли ведь все равно будут со мной. Я надеялась, что моя терапия с врачом и те медикаменты, который он прописал, мне помогут, но пока что дело шло туго и со скрипом. После срыва в гостинице флешбэки стали моими частыми спутниками, и я была разочарована – я ожидала прогресса после первой же встречи, но его не было.

– Итак, мы остановились на том, что вы испытываете вину и стыд, от того что бросили отчима и ни разу так и не навестили его, – начал психоаналитик.

– Да нет, не бросала, я убежала от того, что ненавидела, – в отчаянии сказала я.

– Называйте, как хотите, – пожал плечами врач. – Но так уж ненавидели?

– То есть? – я как-то даже осеклась на этом вопросе.

– Вы испытываете чувство вины и стыд. Перед тем, кого ненавидели всей душой? Вряд ли, – немного нетерпеливо ответил врач, – Получается, вы его любили? Он ведь заменил вам и отца, и мать по сути.

– Я, – от возмущения у меня перехватило дыхание, – нет! Ну, может быть, в детстве – дети ведь быстро привязываются. А потом, нет. Нет, хотя я не знаю, как это правильно описать. Мне сложно.

– Что ж, пока оставим это. У меня есть и другой вопрос. Вы делились своими переживаниями с кем-то из друзей, с мужем, может быть?

– Нет, нет, что вы. Я старалась максимально абстрагироваться от прошлого, не иметь ничего общего с теми воспоминаниями.

– Даже с мужем не говорили про свое детство? Вы ему не доверяете?

– Да нет, не в этом дело, – вопрос мне не понравился. И я ведь вроде назвала причину, по которой ни с кем это не обсуждала.

– А в чем же тогда?

– Я просто не хочу это обсуждать. Ни с кем.

– Но для чего тогда нужны близкие? Тот же муж? Просто сосед для разделения бытовых проблем? – мне показалось, что во взгляде врача я прочла издевку. Я вспыхнула.

– Я сама поставила эту стену, я не то что с мужем, я сама с собой эту тему не хотела просто в уме проговорить. Да, наверное, в итоге я оказалась неправа – я испортила жизнь себе, я постоянно чувствую тревогу, я почти на грани развода, потому что это мешает уже всему, что я делаю, в том числе и моим личным отношениям. Но при чем тут мой муж, я ведь сейчас вообще не о нем!

– Конечно. Муж ни при чем, – с легкой иронией ответил мой собеседник. Наша встреча продолжалась еще почти час и напоминала бесконечную пикировку. Под конец разговора врач снисходительно улыбнулся и попросил не обижаться и не воспринимать это как оскорбление – по его словам, это всего лишь часть необходимой мне терапии.

Однако я была выжата, как лимон. Я вышла на холодную улицу, и впервые спустя несколько месяцев занятий подумала: а не сделаю ли я себе хуже? Правильно ли идет лечение и идет ли оно вообще? И что такое, черт возьми, сейчас было?

Девушка М.

Я снова сидела у этого врача. Беседы с ним меня не напрягали, но и не нравились мне. Но не сегодня. Сегодня я получила от него подтверждение, что я действительно являюсь избранной. Я поняла, почему же он так часто спрашивает меня об этих голосах.

Сегодня он снова завел о них разговор. Он задал вопрос, не было ли у меня с голосами новых контактов. Я ответила:

– Они каждый день говорят со мной.

– Что они говорили в последний раз?

– Что скоро мне все объяснят. Что я избрана. Я не как остальные.

– Они пока не сказали о вашем предназначении?

– Нет. Скоро, – повторила я. Тут произошло что-то удивительное. Врач понизил голос и сказал, перейдя на «ты»:

– Тогда