Наконец мы свернули в последний раз, майор постучал. Нам открыли. Помещение было пустым и ярко освещенным, и поначалу я не разобрал, где мы находимся.

Когда глаза немного привыкли, я огляделся. Два стола, четыре стула, больничная каталка, вокруг которой суетились люди.

Полозов кашлянул. Люди вокруг каталки расступились.

На каталке лежал труп. Правый глаз заплыл страшной лиловой гематомой, левая щека была разодрана, сквозь дыру виднелись зубы нижней челюсти. Рубашка была вся в крови, пиджак и брюки местами выгорели до дыр.

Труп повернулся изуродованным лицом в мою сторону и приветливо махнул рукой.

— Здравствуйте, Шота Олегович! — сказал мне труп миллиардера Левина.

* * *

Как оказалось, коньяк у Полозова хранился просто под столом.

— Полагаю, ваш первый визит ко мне и история с разводом… — обратился я к Левину.

Левин кивнул и опрокинул коньяк в дыру в щеке.

— Хотел вас проверить. Чешется, — без паузы пожаловался он и почесал нос.

— Проверили?

Левин снова кивнул.

Полозов встал.

Труп миллиардера тоже поднялся со своего места и одернул местами прогоревший, но все еще идеально сидящий на нем костюм. Некоторым баснословно дорогим ателье удается шить так, что вышедший из их стен наряд смотрится даже на мертвецах.

— Как я понял, вы согласны, Шота Олегович?

Я тоже встал.

— Согласен.

— Подпишите.

Стоя, я подписал все, что требовалось. Труп Левина увели, а я уехал домой. Потому что по плану, одобренному майором МУРа Полозовым, адвокат Шота Горгадзе должен будет находиться дома, в своей постели, в то время, как его клиента убьют.

— Шота Олегович?

— А?

— Во сколько вас забрать, спрашиваю?

Я оглянулся, машина остановилась у моего подъезда. Вот же… Даже не заметил, как приехали.

День выдался непростой, но я все же заглянул в почтовый ящик. Среди прочего в бумагах обнаружился обычный белый конверт безо всяких надписей. Я зашел домой и бросил бумаги на стол. Открывать сразу не стал. Я знаю, что некоторые люди живут по принципу, гласящему: то, чего ты не знаешь, не может тебе навредить. Я не всегда согласен с этим, однако что-то в этом есть. Иногда ты совершенно отчетливо понимаешь, что то, что произойдет после того, как ты узнаешь новости, зависит от того, как ты их узнаешь. Какая-то шредингеровская котомеханика пространства, где наблюдение процесса влияет на его результат.

Стоя под горячими упругими струями, смывающими с меня день сегодняшний, я блаженно не ведал о том, чем теперь все для меня закончится.

И лишь выйдя из душа, заварив себе крепкого чаю и выпив первый глоток, я вскрыл конверт, в котором оказался всего один лист. На нем, набранное наивной разноцветной аппликацией вырезанных из журналов букв было выложено:

«Capita Prima — prius cadit».

Полночь в Москве.

Адвокат Шота Горгадзе читает анонимку.

Жена адвоката заснула, не дождавшись мужа.

Труп миллиардера Левина едет к месту своего убийства.

Уборщица Зульфия убирает офис адвоката Горгадзе, как всегда опасливо косясь на террариум с тигровым питоном по кличке Баффи.

Тигровый питон Баффи гадает: Зульфия — это дерево или еда?

Майор Полозов курит в служебной машине.

Заказчик убийства миллиардера Левина смотрит на Луну. Луна смотрит на заказчика убийства.

И молчит.

Свидетельницей многих темных дел и делишек пришлось быть ночному светилу.

Множество душераздирающих историй в духе По, а может, и похлеще могла бы рассказать она, много преступлений могла бы раскрыть, заговорив, но нет — молчит, бережет репутацию. И имидж. У Луны и имидж, и репутация — суть одно: никто, кроме астрологов, не слышал, чтобы она кому-нибудь что-нибудь рассказала.

Не то что мы, люди, с чьей глупостью может поспорить лишь наша самоуверенность, а с ней — только наша жестокость.

У входа в ресторан лежит человек, растекается в желтом свете фонаря бордовое по серому — кровь по асфальту.

Много крови. Много машин. Много людей. Фотографируют. Переговариваются. Одни люди заняты делом.

Другие люди смотрят на них из окон.

Кто-то слышал выстрелы. Кто-то крики. Кто-то вызвал полицию. Кто-то выражает деловитое беспокойство в том, куда катится этот мир. Кто-то злорадствует, глядя на шикарный «Мерседес», до которого не дошел, не дополз лежащий в крови мужчина. Кто-то молчит.

Люди смотрят. Луна видит.

Подъезжает карета «Скорой», мужчину достают из бордовой лужи и кладут в черный длинный мешок на молнии. Затем, переложив на носилки, грузят в «Скорую». «Скорая» отъезжает, не спеша. Спешить некуда.

Люди смотрят и строят предположения.

И только я и пучеглазая синюшная Луна знаем, зачем майор Полозов сейчас открывает пластиковый мешок для трупов.

— Ну как? — спросит у Полозова человек из мешка.

— Порядок, — ответит ему, склонившись над мешком, майор. — Ваша смерть прошла удачно.

* * *

Вас когда-нибудь ненавидели?

Не были вами раздражены или недовольны, не были на вас рассержены, разочарованы вами или еще что-нибудь в том же роде? Я спрашиваю, есть ли в вашей жизни люди, которые желают вам смерти?

Нет? Конечно нет. Что это я… Вы хороши собой. Вы умны. Как, черт возьми, можно ненавидеть совершенство?

И все же, может быть, за своей любовью к себе мы часто не замечаем, как ежедневно, ежеминутно, ежемгновенно меняемся, и при прочих равных за фасадом рутинной ежедневности не видим характера, недопонимаем глубину, недооцениваем последствия происходящих в нас изменений, пока кто-то или что-то не укажет нам на них со стороны. Что-то неожиданное, например анонимное письмо с угрозой смерти.

Слава богу, что я — адвокат. Обычным людям свойственно в экстренных ситуациях в первую очередь задаваться наиболее бессмысленными вопросами, ответ на которые не имеет ровно никакого значения, например: кто виноват и что делать?

Нам, адвокатам, такое поведение не пристало. Вопреки общепринятому мнению немедленно реагировать на происходящее не только не всегда полезно, а иногда и совершенно вредно. Общепринято, например, считать, что люди, способные быстро и не раздумывая дать в контексте любой сложившейся ситуации ответ, иногда даже остроумный, предположительно обладают бо́льшим количеством ума по сравнению с теми, кто задумывается над ответом.