Не все с этим согласны. Например, я и Джонатан Свифт считаем, что «Беглость речи проистекает от недостатка мозгов и слов, ибо всякий, владеющий языком и умеющий собраться с мыслями, будет вынужден, рассуждая, останавливаться, дабы подбирать подходящие слова и мысли; напротив, пустые болтуны держат в голове однотипный набор идей, который и выражают однотипным набором слов».

Я не впервые получаю анонимку и обычно просто выбрасываю их, никак не реагируя, но сегодня, совершенно очевидно, был особый случай. Журнальная аппликация. Латынь.

Я не желал бы этого признать, но все же я оказался заинтригован. Именно поэтому я набрал в поисковике латинскую фразу из анонимки. На экран тут же выбросило множество ссылок, и я принялся просматривать страницы одну за одной.

Одна из них привлекла мое внимание.

https://www.facebook.com/groups/anticapitalist/

Сине-белый интерфейс Facebook.

«Anticapitalist Manifest», — гласила первая страница.

Далее — текст. Весь текст приводить не стану, лишь несколько выдержек.

«Наша первоочередная задача — изменение несущей стоимости всех основных валют, то есть Денег».

«Геополитическая машинерия, пытающаяся навязать нам идею о преобладании интересов капитала над интересами личности, должна быть уничтожена. Государственная монополия на Деньги — идея, которая давно уже изжила себя. Делайте деньги сами! Печатайте их! Создавайте свою собственную валюту».

«Мы хотим, чтобы Идея преобладания Денег над личностью, Идея Капитала, где поголовный доход — per capita — важнее самой головы, умерла. Когда это произойдет, родится новая Великая Идея, имя которой — Свобода».

Бла-бла-бла в том же духе.

Шутка? А если нет?

Нет, то что моя голова первая, это приятно.

А за ней? Вторая? Третья? Всякую хорошую идею нужно хорошенько оросить кровью, чтобы она начала плодоносить.

Я выключил компьютер и налил себе коньяка.

Мной овладело странное, доселе мною никогда не испытанное чувство: большая, просто-таки огромная, нестерпимая, острая жалость к себе. Чувство это было настолько непривычным и таким явным и постыдным, что одной порции коньяка оказалось недостаточно. Закончив со второй порцией, я почувствовал, что жалость к себе не только не отступила, но, наоборот, возвысившись и разросшись невероятно, превратилась из жалости личной, частной, в жалость общечеловеческую. Мне стало жалко всех людей на свете. Всех без исключения нас, когда-либо живших на планете Земля, которой посчастливилось стать нашим домом. И так же неожиданно и всеобще, так же непрошено, как эта жалость, так же разом, оптом, нежданно-негаданно, без предупреждения и предварительных мучительных раздумий о судьбах мира на меня вдруг свалилась совершенно всеобъемлющая истина: род человеческий проклят.

Проклят ото дня появления на свет и до скончания своих прямоходящих дней.

И имя этому проклятию — Идеализм.

Ни одна война, ни один мор или глад, потоп или засуха, ни одно стихийное или технократическое бедствие, ничто вообще на свете не унесло столько жизней человеческих, сколько умудрились Идеалы.

Все злодеяния человека, совершенные из ненависти, злобы, зависти, похоти, ревности или корысти, по причине предательства, трусости или обычного скудоумия — все, однажды произросшее из низменных человеческих страстей и выросшее в итоге в преступление, все это, взятое вместе, — ничто перед гекатомбами жертв, умерщвленных на светлых алтарях Свободы, Равенства и Братства.

Люди, стремящиеся к Свету всеобщей Справедливости, идут вперед, несмотря ни на что, и, ослепленные им, творят несправедливые вещи.

Ибо что может быть несправедливее, чем убийство, да еще и меня?!

Я налил себе еще коньяка, но выпить его так и не успел.

— Шота Олегович… — Голос Полозова был спокоен и вежлив. Рутина, она у каждого своя. — Не спите?

— Нет, конечно…

— Не волнуйтесь. Все закончилось хорошо. Расскажу при встрече.

— Рад слышать…

— Как ваши дела?

— Мне прислали анонимку…

— Простите?

— Ну знаете, такое письмо. С угрозами.

— В какой связи?

— В связи с радикально антикапиталистическими настроениями пославшего.

— Не уверен, что понял…

— Я тоже, признаюсь, не совсем. Но если вкратце: мне обещают отсечь голову.

— В каком это смысле?

— Надеюсь, что в переносном. Но не уверен.

— Ясно. Не переживайте, ложитесь спать. Завтра захватите письмо с собой. Никому его, пожалуйста, не показывайте и… не трогайте руками больше, чем необходимо. Машина будет ждать вас завтра в…

— Я на своей, майор.

— Хорошо. И…

— Да?

— Не выходите из дома без нашего звонка.

— Вы думаете все так серьезно?

— Нет, наверное. Какой-нибудь сумасшедший… Но…

Я хотел было уже добавить что-то саркастическое, но заговорить не успел.

Бывают в жизни такие моменты, когда в поисках выхода ты будто бы идешь на ощупь в темной комнате, так высоко задирая ноги и нелепо разводя руками по сторонам в поисках опоры или препятствия, и ты уже даже внутренне смирился с пугающей, мучительной неопределенностью происходящего, как вдруг впереди открывается дверь, и в луче яркого света становится очевидно, что комната пуста, а выход находился в двух шагах от тебя.

— Вы меня слышите?

— Да? Да, простите, конечно. До завтра.

Я повесил трубку и набрал номер водителя.

— Завтра у меня в семь.

— Понял. Куда поедем?

— Туда, куда, по мнению Фейхтвангера, должен стремиться каждый, кто хочет безнаказанно говорить правду…

— Это куда же, Шота Олегович?

— В сумасшедший дом.

* * *

Сумасшедший дом произвел на меня хорошее впечатление.

То есть, конечно, не «сумасшедший дом», а частная психиатрическая клиника «ОРХИДЕЯ». Почему «ОРХИДЕЯ» — загадка. А частная, потому что ничего не нужно было объяснять, а нужно было просто заплатить. Во дворе клиники я увидел чисто выметенные дорожки, по которым медленно и расслабленно ходили на вид вполне здоровые больные и быстро и озабоченно, как невротики, мелькал персонал «ОРХИДЕИ».

Внутри здания было натужно чистенько. Стены были выкрашены в мутный желтый цвет, призванный, очевидно, снимать агрессию и настраивать пациента на волну спокойной безысходности.

У входа в здание меня встретила высокая, полногрудая, опрятная и спокойная медсестра в белоснежном халате и на мой вопрос, могу ли я получить обещанную консультацию, уточнила, было ли мне назначено.