Минута беспокойства прошла, кризис миновал, Иван вел себя как ребенок, уверенный в прощении матери, убежденный, что наказание ему не грозит и он в полной безопасности.

— Дорогая, я люблю тебя, — повторил он и нежно, без страсти, поцеловал пульсирующую жилку, бившуюся на ее шее.

Элизабет, проезжая по тихим извилистым тропинкам, жалела, что у нее не хватило смелости задать вопрос, который вертелся на кончике языка. Хотя разве можно кого-то спросить: «Я влюблена?» Нельзя ожидать ответа ни от кого, кроме как от самой себя, даже от того, кто знает о любви столько же, сколько Лидия.

Поразительно, думала Элизабет, как Лидия ухитряется продолжать любить Ивана, несмотря на все его измены. Но еще больше удивляет то, что она кажется счастливой да и, пожалуй, на самом деле счастлива. Самый отчаянный скептик вряд ли усомнился бы в том, что она довольна своим союзом с мужем. В чем здесь секрет? И как ей удается, вопреки даже физической немощи, держать весь дом на себе?

Элизабет припомнила все то, что слышала об Иване, — о женщинах (многие из них, как она знала, были из числа близких друзей дома), которые восхищались им и которые в тесной компании были готовы намекнуть о его благосклонности и обаянии. Неужели Лидия переживала или, быть может, она ничего не подозревала? Но ведь о Моуне Грэм сестра узнала. Элизабет была изумлена. Никогда прежде она не говорила с Лидией о романах Ивана, потому что, очевидно, пока они давали пищу для многочисленных сплетен и пересудов, их можно было не принимать всерьез. Но на этот раз все было по-другому: с кем бы она ни сталкивалась, сразу начинался разговор о том, что Тимоти Грэм намеревается развестись с женой, и она чувствовала себя просто обязанной сказать что-то, по крайней мере предупредить Лидию. Но это оказалось ненужным, Лидия все знала и, что больше всего поражало, отнеслась к этому спокойно и легко.

Элизабет попробовала представить, как бы она поступила в таких обстоятельствах. Ей было трудно судить, потому что подобная ситуация была невозможна в ее собственном браке. Немыслимо, чтобы Артур допустил измену. Но велика ли в том его заслуга? Скривив губы в улыбке, Элизабет вспомнила, как кто-то сказал об одном человеке — должно быть, прототипе Артура, — что он ставит свою жену чуть ниже любимой лошади и чуть выше собаки.

А еще она вспомнила разговор с одной своей остроумной подругой, которая жаловалась ей на скуку замужней жизни, когда проходит первая страсть юности. Пытаясь утешить ее, Элизабет тогда сказала:

— Но, дорогая, по крайней мере, твой муж не изменяет тебе.

— Может быть, и так, — последовал ответ, — но это не делает ему чести. Если бы женщины были дичью или рыбой, он бы постоянно изменял мне каждый охотничий сезон.

В тот раз Элизабет посмеялась, но потом вспоминала это замечание. Неужели хуже, думала она, забывать о жене ради поместья, ради стрельбы, охоты или любого другого спорта, чем ради другой женщины?

Артур Эйвон всегда пренебрежительно отзывался об Иване: «Ужасный тип, я то и дело слышу о нем какие-то истории. Не понимаю, как твоя сестра мирится с ним. Он же прохвост!»

Всю свою жизнь, думала Элизабет, она выслушивала подобные замечания сначала от отца, затем от мужа; и все же в глубине души она завидовала Лидии. Ей было всего восемь, когда Лидия убежала из дому, но последовавшее за этим волнение ярко отпечаталось в ее мозгу — яростный гнев отца, перешептывание прислуги, комментарии пришедших в ужас родственников и друзей. С той минуты Лидия стала служить для нее губительным примером. И дня не проходило, чтобы ей не напомнили о предосудительном поведении сестры и не предостерегли не портить себе жизнь.

Ее тоже воспитали в холодной, сдержанной манере, но, в отличие от Лидии, она была в ладу сама с собой, не испытывая большого стремления к более теплым и искренним чувствам. Когда Артур Эйвон сделал ей предложение, она пришла в восторг. Он казался ей очаровательным человеком, она смотрела на него глазами отца.

— Он славный малый, дорогая, — сказал полковник Уиндовер, — к тому же джентльмен. Мне будет радостно думать, что хотя бы одна из моих дочерей породнилась с приличной семьей.

Приняв предложение Артура, Элизабет знала, что этим не только утешила отца, к радости которого, дочь обеспечила себе прочное будущее, но и своим «удачным браком» несколько умерила позор Лидии. Только после замужества она узнала правду о старшей сестре. Впервые она встретила Лидию совершенно неожиданно, и впечатление, которое у нее осталось, было похоже на шок. Они с Артуром отправились пообедать к друзьям в Лондон. Это был званый вечер с претензией на интеллектуальность — то, что Артур особенно не выносил, и Элизабет было забавно увидеть, как он помрачнел, когда в конце обеда хозяйка сделала объявление голосом, каким сообщают о приятном сюрпризе:

— Я получила билеты на концерт в Куинз-Холл. Почти все места были распроданы, так что нам очень повезло.

Ничего не оставалось, как выразить свою благодарность. В то же время Элизабет, заметив выражение на лице Артура, поняла, что последний раз ей разрешили принять приглашение на обед именно от этих знакомых. Они подъехали к Куинз-Холлу, не имея ни малейшего представления о характере концерта, но, выйдя из машины, Элизабет увидела афиши.

Вряд ли она призналась бы даже самой себе, что обрадовалась, чуть ли ни пришла в восторг от возможности увидеть родственника. Она всегда испытывала по отношению к нему любопытство и теперь, пробираясь к своему креслу, выжидательно посматривала на огромный оркестр.

Раздался гром аплодисментов, на сцену вышел человек и направился к дирижерскому пульту. Так вот он какой, Иван. Первой реакцией Элизабет была фраза, сказанная самой себе: «Естественно, Лидия вышла за него, я ничуть не удивлена!» Элизабет совершенно не разбиралась в музыке, но, слушая оркестр, которым дирижировал Иван, начала понемногу понимать то, что упустила в своей жизни.

Лидию она увидела в тот вечер гораздо позже. Иван закончил первую половину программы, и, когда он повернулся к публике, находившейся на грани истерики от восторга и возбуждения, Элизабет заметила, что он бросил взгляд и отвесил самый первый поклон женщине, одиноко сидящей в ложе. Элизабет раньше не видела ее, потому что та сидела укрывшись в темной глубине, но сейчас женщина наклонилась вперед, улыбаясь» и Элизабет разглядела ее.

Разглядела и не смогла отвести глаз. Сестра была красива, в этом не приходилось сомневаться. Она не аплодировала, лишь наклонилась вперед и улыбалась, устремив на Ивана полный гордости и восхищения взгляд, не поддающийся описанию. У Элизабет перехватило дыхание. Лидия казалась ей такой беззащитной, отданной на милость всем этим людям.

А потом она осознала, что никто из них, если не считать ее, не думает ни о ком, кроме Ивана. Буря аплодисментов вздымалась и стихала подобно волнам. Только Иван здесь что-либо значил, только Иван был героем, Иван, превративший огромное собрание спокойных прозаичных англичан в экспансивную, несдержанную толпу.