– Что стоишь? Рой себе могилу.

– А зачем, если всё равно убьёте. Вам поручили, вы и копайте.

– Резонно, но мы ради тебя стараться, особенно, не станем. Закопаем неглубоко и слегка прикроем дёрном. А дикое зверьё раскопает тело и на части разорвёт. А ты себе любимому вечное укрытие глубже соорудишь.

– Сначала скажите, в чём моя вина?

– Это нам неведомо. Да мы и знать не хотим. Поступил заказ, и мы его должны выполнить. Ты не переживай! Приказано тебя кончить без мучений.

– Может быть, как-нибудь договоримся?

– Сам-то веришь в то, о чём попросил? У тебя и денег таких не найдётся, чтобы перекрыть обещанное за тебя заказчиком вознаграждение.

Незаметно для Ухова бандит послал короткое сообщение: «клиент готов», и тут же зазвонил его телефон. Выслушав сообщение, он кивнул своим соучастникам:

– Я ещё со службы в армии усвоил правило: не спеши выполнять приказ начальства, ибо он будет отменён. Вот и сейчас шеф решил дать клиенту отсрочку. Хочет поговорить с ним лично. Слышишь, Ухов, сейчас отвезём тебя к заказчику. Но для надёжности завяжем глаза. Смотри, веди себя правильно. Возможно, и уцелеешь.

Садясь в машину, Ухов ощутил надежду:

«Раз не хотят, чтобы я видел дорогу, то возможно, есть шанс спастись. Соглашусь на любые условия, лишь бы жить. Не хочу умирать на вершине успеха».

По дороге опять молчали. Когда Ухова ввели под руки в дом и сняли повязку, он увидел перед собою представительного человека в дорогом синем костюме и жёлтом галстуке. Привезшие его бандиты вышли из комнаты. Седов выступал в роли своего шефа и потому старался говорить как можно вежливее, как и подобает крупному бизнесмену:

– Извините, Вячеслав Петрович, за беспокойство. Но вы сами нашли, как говорится, приключения на свою голову. Зачем добровольно вызвались нарисовать портрет человека, стрелявшего в супругов Мазиных? Могли, ведь, сказать, что от страха ничего не помните. А теперь вы опасный свидетель, от которого надо избавиться.

– Я тогда не подумал, что могу затронуть ваши интересы, и готов исправить ошибку.

– Рад это слышать. Завтра с утра вас пригласят в полицию на опознание, и вы твёрдо заявите, что среди предъявленных вам лиц нет убийцы. Только и всего.

– Но я же нарисовал точный портрет того парня!

– Ничего страшного. Скажете, что от пережитого стресса в тот день напутали и допустили крупные неточности в важных деталях вашего рисунка. Главное, чтобы в присутствии понятых вы категорически настаивали, что Павел Дудин совсем не тот человек, который расстрелял супругов Мазиных и их водителя. Всё легко и просто.

– Хорошо. Я это сделаю. Мне жизнь отдавать за чужие интересы не хочется!

– Вот и отлично. Сразу захотелось вам отплатить благодарностью. Вот, возьмите этот пакет. В нём ровно тридцать тысяч долларов. Только напишите расписку, что они получены за дачу ложных показаний при опознании. Нам нужны гарантии, что вы в последний момент не передумаете. Да и в будущем, опасаясь судебного преследования, будете настаивать, что никогда раньше не видели людей, показанных вам в полиции.

Ухов беспрекословно выполнил требование. Он не хотел, чтобы бандиты вновь отвезли его в лес и потребовали рыть себе могилу. Получив расписку, шеф распорядился доставить художника домой.

Войдя в свою квартиру, Ухов с отвращением бросил полученные деньги на диван:

«Они в насмешку дали мне такую же сумму, как Иуде, предавшему Христа. Не вышли бы эти деньги мне в будущем боком».

Почувствовав страх перед возмездием, Ухов поспешно заметался по комнате в поисках надёжного тайника. Наконец, он остановил свой выбор на узком пространстве между шкафом и стеной. Завернув пакет в газету, засунул туда свёрток. И хотя место было ненадёжное, Ухов почувствовал себя в большей безопасности, чем раньше. Теперь только оставалось пройти испытание ложным отрицанием вины убийцы Дудина.

На следующее утро после провала опознания сыщик Лукин пришёл в ярость. Он понимал, что художника основательно запугали или подкупили. Но Павла Дудина пришлось отпустить. Лукин мог попытаться найти человека, у которого убийца приобрёл оружие. Но среди многочисленных связей Павла Дудина это было практически невозможно. К тому же, сыщик понимал, что никто добровольно не сознается в незаконном сбыте оружия.

Оставалась только ниточка, ведущая к человеку, спрятавшему оружие на берегу озера. Лукин предполагал, что, скорее всего, это сделал начальник охраны Дудина. Но рассчитывать на чистосердечное признание бывшего оперативного сотрудника Седова было совсем нереально. И Лукин с горечью осознал, что потерпел поражение, и большие деньги способны в наши дни защитить убийцу от заслуженного наказания.

Прошло ещё две недели. За это время Ухов не смог даже приступить к новой работе. Все его творческие попытки заканчивались неудачей. Краски не подчинялись его воле и не хотели, как прежде, оживать и сплетаться в причудливые наполненные скрытым смыслом узоры. На холсте получались грязные бесформенные разводы, словно после небрежного мытья окон нерадивой хозяйкой. И Ухов, оставив бесплодные попытки, целыми днями лежал на диване.

От вынужденного безделья его заставил оторваться лишь внезапно раздавшийся телефонный звонок. Это была журналистка Ольга. Она уже не раз пыталась назначить ему новое свидание. Но Ухов постоянно находил предлог для отказа. Но в этот раз девушка вместо униженных просьб о встрече сразу выпалила, словно боясь, что художник не станет её слушать:

– Слушай, Слава, я беременна, и не знаю, что мне делать?

Ухов не знал, как ему реагировать, и пауза затянулась. В телефоне лишь слышался тихий плач девушки, напоминающий скулёж покинутого хозяевами на произвол судьбы беспомощного щенка. Наконец, Ухов с трудом из себя выдавил:

– Если нужны деньги на аборт, то я готов их дать. Сколько сейчас стоит эта операция?

– Но я не хочу остаться бездетной на всю жизнь! Может быть мне не рисковать?

– Ну, зачем думать о плохом? Возможно, всё закончится благополучно. А деньги я дам.

– Дело совсем не в деньгах. Я надеялась услышать от тебя совсем другие слова. Прощай и забудь о том, что между нами было.

Ухов отключил телефон и вместо облегчения от завершения случайной связи, вновь почувствовал нарастание тревоги перед грядущим возмездием. Он поднялся и нервно заходил по комнате. Обычно его успокаивала работа. Ухов подошёл к чистому холсту. Но в душе было пусто, и, как прежде, не зазвучали в душе волшебные звуки воображения.

И он разочарованный творческим бессилием вновь прилёг на диван и забылся глубоким сном, в котором увидел себя посредине площади выставленным на позор. А вокруг него молчаливо водили хоровод убитые супруги Мазины, умерший от инфаркта отставник Астахов, преданный им Глеб с любимой супругой Мариной, впавший в чиновничью опалу художник Коновалов, и брошенная на произвол судьбы журналистка Ольга. Вопреки ожиданиям они не жаждали мести, а смотрели на него с явным сочувствием, словно постигли нечто важное, пока не познанное им.