После этого я занавесила окно плащом все из того же серебряного атласа и только тогда посмела зажечь масляную лампу, нужную мне для более тщательной маскировки.

Украшения лежали на самой верхней полке, в простых деревянных ларчиках, покрытых черным лаком без узора. Чеканные серебряные браслеты Эззал, видимо, взяла с собой, но они и не были мне нужны. Зато ритуальные были на месте — восьмигранные серебряные колесики, каждая грань отполирована до блеска, а для усиления зеркального эффекта еще покрыта пластинкой шлифованного горного хрусталя.

Дальше — сетка для волос из мелких серебряных бусин, с двумя круглыми зеркальцами у висков, и диадема в виде двух сплетающихся змей, обвивающих еще одно зеркальце — над переносицей. Потребовалось немало труда, чтобы затолкать в сетку мои непокорные волосы, пока я не догадалась заплести косу лишь в нижней трети и притянуть ее конец к затылку снизу, под основной массой волос (вот и пригодился шнурок).

В отдельном ларчике нашлась косметика: палочка черной краски для бровей и ресниц и три вида серебра: тончайший порошок — вокруг глаз, жирная смесь — на губы и блестящая эмаль для ногтей. Последнюю я нанесла на ногти не только рук, но и ног и тихо порадовалась, что в хозяйстве Салура, который недавно красил рамы в библиотеке, имеется травяной раствор, смывающий эту дрянь.

Увы, несмотря на всю зеркальность Эззал, ростового зеркала в ее келье не водилось — только квадратное настольное, перед которым красят глаза и делают прическу. А жаль — я бы очень хотела увидеть, как выгляжу в этом облачении...

Последняя деталь — лицевой покров, переплетение тонких серебряных цепочек, тут и там усаженных зеркальными блестками из полированного металла. Повернешься в луч света — и сноп зеркальных бликов летит в лицо твоему собеседнику, и в этой россыпи совершенно теряются черты лица — только яркая краска позволяет хоть как-то их угадывать. Так что никто не сумеет признать принцессу Исфарра в этой высокой женщине, с ног до головы облаченной в отраженный свет...

С кем бы ни приходилось мне общаться, все называли меня только так — «принцесса Исфарра». Самое верное доказательство того, что моя кровь для людей важнее моей личности. Только Ситан да Салур звали меня моим нареченным именем — Ланин. Да еще Кайсар порывался, но его порывы я быстро пресекла, не желая давать ему слишком много власти над собой.

Я еще раз пожалела, что в келье Эззал нет ростового зеркала. Конечно, мне с моими способностями ничего не стоило самой создать его хотя бы и на четверть стражи, но я не рисковала без нужды размахивать своей силой под самым носом у тех, кому нетрудно было ее учуять. Ничего, герой моих снов, если ты и вправду есть, то наверное, тебе нетрудно увидеть меня, когда бы ты ни пожелал — ты ведь уже прошел свою половину пути ко мне. Очень надеюсь, что в этом обличье я для тебя особенно привлекательна.

Маскировка отняла у меня меньше половины стражи, и до мистерии все еще оставалась пропасть времени, которое нечем было заполнить. Поэтому я потушила лампу, уселась с ногами на ложе Эззал и погрузилась в мечты о своем то ли любовнике, то ли просто сне...

Это, пожалуй, самая большая моя тайна — ее я не доверила бы даже Ситан, будь та жива.

Впервые я увидела его во сне около трех лет тому назад. Он был невероятно красив и при этом схож со мною так, словно и в нем текла кровь Исфарра — черные волосы ниже плеч, прямые и тяжелые, как дождь, высокие скулы, прямой нос и очень светлая кожа. Только глаза отличались от моих — обсидианово-черные, будто один огромный зрачок без радужки. Одежда на нем была странная — словно обтягивающая серо-серебряная чешуя, только пояс черный, а на голове — обруч из светлого серебра с лунным серпом. Такие Обручи носят старики, удостоенные чести служить Ула-Лоаму и Улу-Серенн вместе с женщинами.

Именно сочетание чешуи с диадемой жреца и заставило меня подумать, что это — сам Лоам в своем вседневном, человеческом облике.

Там, во сне, была лунная ночь, и я лежала на песке у самой кромки воды, так что набегающий прибой время от времени окатывал меня с головы до ног. Я действительно словно только что выползла из моря, и на мне были лишь украшения и платок на бедрах. Он опустился рядом со мной на колени и коснулся губами моего лба — так нежно, как никогда не касался не только Кайсар, но даже Ситан, когда укладывала спать меня маленькую.

«Кто ты?» — спросила я его, но он не ответил, только улыбнулся — грустно, как показалось мне. Его рука скользнула по моим волосам, его губы накрыли мои — я позволила ему все это, позволила бы и больше, но тут все померкло. Я ускользнула от него в сон без сновидений.

Само собой разумеется, что я ничего не сказала об этом сне Салуру. Но вскоре он сам предупредил меня, что я вошла в особую пору — второе прохождение Черной Луны, вторая половина девятнадцатого года жизни. В этом возрасте любая женщина, наделенная способностями к запредельному, как бы внутренне распахивается для голоса богов, так что я должна внимательно прислушиваться к себе — знаком может оказаться любая мелочь... Услыхав такое, я молча возликовала — все-таки, если боги столь явно отмечают тебя своей милостью, это невыразимо приятно!

С тех пор странный гость моих снов приходил в среднем раз в две луны и обязательно в те дни, когда луна прибывает. Облик его и одежда всегда были одними и теми же. Менялись только обстоятельства — иногда он ласкал меня на траве под сосной или горным дубом, а иногда мы просто шли по берегу, держась за руки, и смотрели на лунную дорожку на воде. Но ни разу он не заговорил со мною, даже не кивнул «да» или «нет» в ответ на вопрос — только улыбался. В конце концов я решила, что существует нечто, не дающее ему услышать мои слова. Естественно, я сгорала от желания узнать, кто он такой, почему не может ответить и почему наши ласки никогда не завершаются настоящей близостью. Но способ узнать это, похоже, был только один — усилить свою магическую мощь до такой степени, чтобы окончательно сломать барьер между нами, дотянуться до него самой — не только взглядом и рукой, но и голосом.

Но все равно, если это был и не сам Лоам, то, во всяком случае, кто-то, у кого было право представать в его облике — человек крови Исфарра, кто-то из реально живущих принцев, и весьма вероятно, из таких же полузаконных, как и я сама. Кто знает, может быть, и я в его снах являлась ему в облике Серенн? То, что в нас общая кровь, только укрепляло меня в моем стремлении к нему — Лоам и Серенн ведь тоже были братом и сестрой. Но это указывало на какое-то общее для нас предназначение, может быть, на великое деяние, которое мы могли бы исполнить вдвоем. Откровенно говоря, даже умножение моей силы в последние два года казалось мне необходимым прежде всего для того, чтобы пройти свою половину пути и узнать, что там, в конце...

Как бы то ни было, мое сердце согревала мысль о том, что эта тень Лоама где-то есть. Смешно, но с тех пор, как он вошел в мои сны, я стала уделять немалое внимание своей внешности, чего не делала даже ради Кайсара. Я желала быть совершенством, достойным прикосновения этих рук. И порой, любуясь в зеркале собой, одетой для выхода, ощущала, что вплотную подошла к этому слепяще холодному совершенству.