– Но ты-то сам что думаешь, Джейми? – взволнованно спросила Ханна.

Брат пожал плечами.

– Думаю, бывает и хуже. – Он посмотрел на нее. – А тебе самой как кажется?

Ханна прикусила губу.

– Пока не знаю…

Ночью, когда все в доме улеглись спать, Ханна сидела с чашкой чаю и размышляла: перебирала все «за» и «против», пытаясь мыслить трезво и рассудительно – уж как умела. Нелегкое это оказалось решение, однако в конце концов доводов «за» оказалось значительно больше, чем доводов «против».

Утром, надеясь, что не совершает ошибки, она сказала Дэвиду:

– Я принимаю ваше предложение.

Оглашение состоялось в ближайшее воскресенье.

Перси со стоном опустился в кресло.

– Черт, на сей раз ты вляпался, Рис!

Он протянул ему письмо, запечатанное фамильной печатью.

Дэвид бросил письмо на диван и продолжал растирать ногу. Он так надеялся, что к нужному времени все заживет. А тут и повязки, и трость – без нее все еще не обойтись.

– Тебя это не касается.

– Ха! – возмутился Перси. – Я успешно скрывался от него три недели, и дорого же мне это стоило! Он продержал меня в своем кабинете битый час. Слышишь, Рис, – целый час! Он тебе в самом деле брат?

– Прискорбно, но это так, – буркнул Дэвид. Должно быть, вот зачем Перси вернулся в «эту чертову дыру», как он назвал Мидлборо, прежде чем умчаться назад в Лондон. – Тысяча благодарностей, Перси!

Его приятель откупорил бутылку бренди. Дэвид принял бокал не без минутного колебания – за время пребывания в доме викария он почти не пил. Но после второго бокала по телу разлилось знакомое тепло. Перси привез из города кучу новостей. Уокер купил гнедых, которых предполагает выставить на скачках в Эскоте, чтобы возместить средства, потраченные на их покупку, – цены-то несусветные! Хэдли дрался на дуэли с Девере из-за танцовщицы! Брикстон проиграл в одну ночь половину наследства, а следующей ночью отыграл все назад.

Дэвид слушал и мрачнел все больше. Глупая была затея – пригласить Перси остаться на свадьбу. Чистый воздух маленькой деревушки, наполняя легкие, изгонял из его души соблазн вернуться к старым привычкам. А рассказы Перси разбередили в нем темные страсти, которые он поклялся победить при помощи Ханны. Впредь никаких гонок, пьянства и непотребных женщин, если он хочет стать ее мужем.

Однако чем больше рассказывал Перси, тем сильнее смятение нарастало в нем. Дэвид словно запутался в паутине. Неужели больше никогда ему не напиться вдрызг? Не посетить дом терпимости? О чем он думал, взваливая на себя брачное ярмо в столь молодом возрасте?

Приятель, будто прочитав его мысли, пнул Дэвида в здоровую ногу.

– Зачем это? Ладно бы просто жениться, но жениться на жене викария?! Слушай, может, тебе самому заделаться теперь викарием?

– Довольно, Перси. – Он пытался игнорировать грызущее его душу смятение, а ведь друг прав. – Я дал слово.

Но Перси только рассмеялся.

– Присягнул на верность брачной скуке! Без тебя теперь все будет не то… – Он наклонил бутылку над бокалом.

– Она очень хорошая женщина, – возразил Рис.

Если бы только Перси уехал! Тогда его, Дэвида, решению ничто бы не угрожало. И Ханна стала бы его спасением. При условии, что он хотел этого спасения. А Дэвид вроде бы хотел. Да, кажется, хотел.

– Скольких уже сгубил брак! – фыркнул Перси. – Ни тебе выпить, ни пойти к женщинам! Ни карт, ни скачек, ни дуэлей. Итак, за твою скорую кончину! – Он поднял бокал под гневным взглядом Дэвида. Внезапно на его лице возникла блаженная гримаса. Перси наклонился вперед, щедро плеснув бренди себе на брюки. – Знаешь, кому нужно на ней жениться? Его светлости! Вот будет отличный брак: без греха, без излишеств – одно занудство.

– Заткнись, – прорычал Рис.

Греховные страсти, подогреваемые приятелем, начинали одерживать верх над достойными устремлениями.

– Отлично. – Перси откинулся на спинку кресла. – Не сомневаюсь, ты очень скоро узнаешь жизнь, откажешься от друзей и старых привычек ради того, чтобы сидеть дома и читать проповеди. – Он извлек две сигары, предложил одну другу. – В последний раз, а, старина?

Дэвид выхватил сигару из руки приятеля.

– Убирайся, Перси. Завтра я женюсь.

Тот встал на ноги не без затруднений и, спотыкаясь, поплелся в свою комнату. Рис задумался – над сигарой и над словами Перси.

Итак, он уже начинает жалеть о том, что сделал предложение Ханне. Она по-прежнему очень ему нравится, но все дело в том, что эти несколько недель он провел в затворничестве. Вот что его сподвигло. Пока Дэвид жил здесь, общества Ханны было достаточно. Но не может же он торчать в этом Мидлборо до конца своих дней! Его кровь закипала при одной мысли о скачках и петушиных боях. Не создан он для тихого прозябания в сельской глуши!

Но Ханне нужен мужчина, который будет о ней заботиться, ценить ее и любить Молли, защищать обеих от жизненных невзгод. Дэвид хотел быть этим мужчиной, но осознал, что не готов измениться так сильно. Перспектива исправиться, всего две недели назад казавшаяся такой радужной, теперь поблекла и превратилась в смертную скуку.

Но как же ему теперь выпутаться? Он дал слово, в церкви их объявили женихом и невестой. В эту самую минуту Ханна, наверное, готовит свое свадебное платье… Как она будет унижена, если он пойдет на попятную. Разумеется, джентльмен не может взять назад данное слово!

Его взгляд упал на конверт, который принес Перси. Братец – черт бы его побрал – обнаружил-таки, где он скрывается, но не подозревает о затеянном. Уж приятель не преминул бы расписать, как отреагировал Маркус на столь поразительное известие. Дэвид взял конверт, сломал печать.

Длинное обвинительное послание – вот что это было. Брат едва удостоил его приветствием, далее – сплошные упреки. Впрочем, нравоучения Дэвид читать не стал, обратившись к заключительным строкам.

«Меня поражает твоя полная неспособность хоть что-то принимать всерьез, – писал Маркус. Как будто мало того, что ты исчез на несколько недель, никого не предупредив. Твоя прислуга была вынуждена обратиться ко мне за причитающимся жалованьем и средствами на домашние расходы. Но забыть о дне рождения Селии, на котором ты столь торжественно клялся присутствовать, – это переходит всякие границы.

Нашей сестре исполняется семнадцать, и она, как ни странно, обожает тебя. Так оскорбить ее чувства! Просто отвратительно. Ты выказал себя безответственным и безрассудным эгоистом. Когда вернешься в Лондон, будь любезен предоставить мне полный отчет о своих похождениях, и не забудь принести извинения. Моя карета прибудет завтра, чтобы отвезти тебя в Лондон, поскольку самостоятельно закончить путешествие ты, по-видимому, не в состоянии. Эксетер».