Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сумку захвати! – крикнул он на бегу, слегка задыхаясь.
Сева, подобрав сумку, вскачь помчался за нами. Через минуту мы оказались рядом с избушкой.
– Что случилось? – догнал нас Сева.
– Вот, девушка поранилась! – Замятин осторожно поставил меня на крыльцо.
– У девушки имя есть, – буркнула я и, спохватившись, сменила тон: – Спасибо за помощь, а то ковыляла бы до вечера.
– Быстро в избушку! – приказал Замятин и смерил меня насмешливым взглядом: – Хороша Маша, да не наша!
Настроение у меня вмиг испортилось. Я эту присказку не раз слышала от Севы и особо не расстраивалась. А тут меня вдруг зацепило. Я даже стиснула зубы, чтобы не разразиться гневной тирадой в адрес Замятина. С чего вдруг, спрашивается? Какое мне до него дело? Как приехал, так и уедет! Вряд ли наши пути пересекутся в обозримом будущем. Так отчего злюсь? Отчего нервничаю?
Я взялась за ручку входной двери, но Сева перехватил ее.
– Постой, – сказал он, – я первым войду! Кто его знает, что там?
Пригнув голову под низкой притолокой, я шагнула следом. Мы миновали крошечные сени с небольшой поленницей дров и рассохшейся деревянной кадкой и перешагнули порог единственной комнатушки. Свет с трудом проникал в стекла единственного оконца, затянутого пылью и паутиной. Но вскоре глаза привыкли к сумраку, и я смогла кое-что рассмотреть. Моему взгляду открылось крохотное пространство, большую часть которого занимали деревянные нары с наброшенным поверх старым ватным одеялом. В правом углу виднелась печка-«буржуйка» с выведенной через окно трубой. А чуть дальше находился стол, сколоченный из грубых деревянных плах. Рядом на стене висел открытый шкафчик из трех полок. На них – стеклянные банки, жестяная коробка из-под чая, закопченный котелок и пара мисок с облупившейся эмалью. На столе – две алюминиевые кружки, помятые, с характерным налетом внутри. Обитатели избушки от души баловались чифирем. Впрочем, в тайге это порой единственный способ поддержать жизненный тонус.
Сева полез под нары и извлек оттуда допотопную керосиновую лампу «летучая мышь». Удивительно, но стекло у нее оказалось целым, хотя и закопченным. Сева снял стекло, потряс лампу и радостно воскликнул:
– Ого! И фитиль цель, и керосин не испарился!
Он поставил лампу на стол и взгромоздил на него пакеты. Я похромала к окну и села на один из трех чурбаков, заменявших здесь стулья.
– Давай разберусь с продуктами, – предложила я Севе, – а вы пока растопите печку и повесьте куртки сушиться. Вон веревка. – Я показала на бечеву, протянутую от окна до порога.
– Сначала за водой сбегаю. Тут родник в двух шагах.
Сева взял котелок и вышел наружу. Я принялась выкладывать из пакетов продукты, прикидывая, что из них можно приготовить. Сева расщедрился, как никогда: дорогая колбаса, копченая семга, балык осетра, банки, баночки, коробки… Три литровые бутылки водки, фрукты, конфеты… Рот у меня наполнился слюной. Оказывается, я жутко проголодалась.
Замятин возле печки отделял охотничьим ножом от полена щепу – готовил растопку. Дело у него спорилось, словно он всю жизнь только тем и занимался, что растапливал «буржуйки».
– С пистолетом никогда не расстаетесь? – спросил он, увидев, что я смотрю на него.
– Заметили? – усмехнулась я.
– Да нет, нащупал, – Замятин прищурился. – Оперативная кобура? При Севе не стал спрашивать. Вдруг ему не стоит знать?
– Ничего страшного! – отмахнулась я. – В тайге нельзя без оружия. Если…
Я не договорила. Скрипнула дверь, и на пороге появился Сева с полным котелком воды. Под его ногами сразу образовалась лужа.
– Ну и погодка! – сказал он, отдуваясь. – Надолго, видать, зарядило!
– Не боишься, что твою машину разденут? – спросил Замятин. Он поднялся с колен и посмотрел на Севу. – В смысле колес, зеркал и прочей требухи?
– Не разденут! – коротко ответил Сева и поставил котелок на печь, в которой стараниями его командира весело отплясывал огонь. – Мои номера по всей округе знают. Пусть только попробуют. Найду, голову оторву!
– В такой ливень на дорогу никто не сунется, – добавила я. – Поедут по окружной трассе. Дальше, зато безопаснее.
– Тогда какого лешего мы сюда сунулись, если есть объезд? – удивился Замятин и подошел к столу.
– Головой не подумали! Ночью проскочили, как на лыжах, вот и прокололись, – пояснил Сева, стаскивая с себя промокшую насквозь куртку.
Впрочем, футболка под ней была не суше. Он потянул ее через голову. Голос через мокрую ткань звучал глухо.
– Кто знал, что лесовозы сегодня пройдут? Обычно они в воскресенье отдыхают. Видать, пока лето, решили весь лес подчистую вывезти!
Он справился с футболкой и отправил ее вслед за курткой на веревку сушиться.
– С чего вас понесло в ночь? – продолжал допытываться Замятин.
Он взял в руки банки с икрой и маслинами, задумчиво повертел их в руках, хмыкнул и вернул на место.
– Двух хулиганов пришлось доставлять в милицию, – ответила я за Севу. – Вам повезло, что мы оказались в райцентре, а то бы пришлось добираться на автобусе.
– Так тут еще автобус ходит? – пуще прежнего удивился Замятин.
– Я же сказала! Кружным путем. Это на сотню километров дальше. Заходит в несколько деревень, к нам прибывает только вечером.
– Шутите? – рассмеялся Замятин. – Хотя как сказать. Может, и повезло. – И он опять смерил меня тем самым взглядом, который мне крайне не нравился.
– Олег Матвеевич, – подал голос Сева, – что так поздно позвонили? Я б заранее подготовился. И не на этой развалюхе встретил бы, а на джипе. Как белого человека.
– А сейчас вроде негра, что ли? – улыбнулся Замятин и кивнул на стол: – С выпивкой – явный перебор, а вот закуска – отменная.
– Хлеба жалко нет! – Сева огляделся по сторонам. – Посмотреть разве, может, сухари какие остались.
– Твои сухари давно уже мыши скушали, – сказала я. – Тут, похоже, с зимы живая душа не ночевала.
– Да нет, дольше, наверно, – отозвался Сева.
Пристав на цыпочки, он все же осмотрел полки, но, кроме сухого пучка каких-то травок, ничего не нашел.
– Как Зямка в тайге сгинул, так сюда никто не заглядывает, – сказал он, вытирая руки носовым платком. – Я ж говорю, гиблое место. Глухая Падь!
– Какой еще Зямка? – удивилась я. – Почему ничего не знаю?
– Так это еще до тебя было. То есть когда ты в городе училась, – пояснил Сева, как я заметила, с большой неохотой. – Татарин у нас появился неизвестно откуда, лет десять назад. Рыбачил, охотничал, из тайги не вылезал. Все его Зямкой звали. То ли имя у него такое было, то ли кличка. Эту избушку облюбовал и жил в ней, почитай, безвылазно. Она ничейная стояла с тех пор, как хозяин дед Фрол – он из староверов был – помер. Никто не хотел селиться. Говорят, по ночам здесь странные дела творятся. – Сева пожал плечами. – У нас ведь какой народ? До сих пор в лешего верят, в русалок. Зямка говорил, что нечисть его пуще креста боится, но и сам исчез, даже костей не нашли.