Затем она в том же духе разобрала «безрадостный документальный фильм о коллекции ложек» Марги Скотт, «скучное объявление» Алистера Ченя о его семейной бакалейной лавке и, наконец, мою «жалкую мужскую фантазию».

Мы были уничтожены. Хотя мы и поняли лишь половину из сказанного ИП, но отдавали себе отчет в том, что непонятая половина содержала еще более жесткую критику. Конечно, были слезы. Первой заплакала Марги Скотт, что было неудивительно для ее чувствительной натуры. Нетти, всегда отличавшаяся завидной беспечностью, тоже пустила слезу. Даже у мальчишек глаза покраснели. Но я думаю, исполнительный продюсер этого и хотела — она хотела нас напугать. Она хотела, чтобы мы пошли домой и еще раз как следует обдумали наши сценарии. Когда она раздала нам наши работы, мы увидели, что все они были покрыты ее комментариями и предложениями по их улучшению.

— Я была строга к вам, — произнесла она, — но вы должны понимать, что это моя обязанность как исполнительного продюсера. Каждый из вас начал работу, которая имеет огромный потенциал. Я даю вам возможность не переписывать ваши сценарии, а просто включить в них мои замечания. Это большое доверие, не подведите меня. Когда ИП закончила, Марги подняла руку.

— Так вы сказали, что… — начала она.

— Что я надеюсь, вы обдумаете и учтете мои замечания, — ответила исполнительный продюсер устало, так, как будто все мы вдруг превратились в Стинсонов.

— Это все выглядит так, как будто исполнительный продюсер стала разочаровываться в группе.

— Ну да, наверное, так оно и было. Думаю, что частично ее реакция была хитростью. На самом деле она писала кипятком от наших сценариев.

— Чувствовали ли вы себя задетым?

— Конечно. Все мы чувствовали. Мы любили ее. Мы не хотели ее огорчать.

— Потому что она была удивительной?

— Потому что мы хотели, чтобы она любила нас так же, как мы ее.

В этот день после школы я зашел к Нетти домой. Мы были все еще расстроены тем, как исполнительный продюсер расправилась с нашими сценариями, но, поговорив между собой, пришли к выводу, что это была просто специальная тактика, чтобы сделать наши работы лучше. Потом Нетти сказала забавную вещь.

— Как ты думаешь, — спросила она, — что бы сделал в такой ситуации мистер Джинджелл?

Я не знал. Но я рассказал ей, что много думал о нем, не столько о том, что он делал с Тимми Уэйтом, сколько о том, что бы он сделал, будь он сейчас нашим учителем. Нетти кивнула. Фактически мы согласились, что по-прежнему любим мистера Джинджелла — так же, как мисс Синглтон. Нетти сказала, что думает о мистере Джинджелле каждый день: посадили его в тюрьму или, может быть, он работает сейчас учителем в какой-нибудь другой школе.

— Сомневаюсь, что он мог устроиться в другую школу после того, что случилось летом, — сказал я.

— Я думаю, — произнесла Нетти, — что, если бы мистеру Джинджеллу не понравились наши сценарии, он заставил бы нас их переделать.

Я согласился. Он всегда отличался прямотой.

— Не могу вспомнить ни одного случая, когда мистер Джинджелл ругал нас, как мисс Синглтон сегодня, — добавил я.

— Мне кажется, — возразила Нетти, — если бы мистер Джинджелл разозлился на нас, он бы долго злился, вроде как мистер Стинсон на мисс Синглтон.

Я снова согласился. Мистер Джинджелл был весьма последователен в такого рода делах. Но откуда она знала, что мистер Стинсон все еще сердится на мисс Синглтон? Когда я спросил ее об этом, она ответила, что подслушала разговор своей матери с мисс Мюррей. Ох! Некоторое время мы шли молча, потом Нетти повернулась ко мне и сказала:

— Мы должны сделать все возможное, чтобы довести наши сценарии до ума — ради мистера Джинджелла!

И я был полностью согласен с ней. Где бы он ни был сейчас.

— Опишите Нетти.

— Зачем? Вы знаете, как она выглядит.

— Просто опишите ее. Как будто вы рассказываете о характере одного из ваших героев.

— Ну… Почти всю свою жизнь Нетти была среднего роста, со светло-каштановыми волосами и высокими скулами. Не слишком худенькая, но и не толстая. Я бы не назвал ее красавицей, но в ней были какая-то подвижность, способность придавать всему динамику, что делало ее привлекательной. Я видел людей, которые на это клевали. К тому же она была забавной, веселой, доброй — словом, хорошим другом. Что еще? Не знаю. Ее ум всегда работал не так, как у других. У нее были способности к математике. Еще она всегда читала. Что-то высокоумное. У нее были проблемы со здоровьем — слабое сердце. Ишемия, по-видимому. Она часто простужалась. Была немного одинока, я думаю.

— Как и вы сами?

— Именно так.

— А что вы скажете о Бобби?

— Самой выдающейся чертой Голтса была его нижняя челюсть. Она выдавалась вперед. Когда я впервые увидел его, еще в детском саду, я подумал, что это врожденное уродство. Только позже я осознал, что это было выражение превосходства. Выпячивая челюсть, он как бы демонстративно отмежевывался от того дерьма, с которым всегда смешивал вас. Так что все, что можно сказать о Голтсе, крутится вокруг этой его челюсти. Этот парень обо всем имел свое мнение — особенно о том, о чем ничего не знал. Но он умел убеждать, этого у него не отнимешь. Он одурачил массу народа. Челюсть помогла ему опередить многих гораздо более сильных, крепких и умных парней, чем он сам. Что еще? Светлые волосы, голубые глаза, маленькие розовые ручки со сбитыми ногтями. Кроме того, прекрасные большие зубы. И улыбка, напоминающая блестящий бампер приближающегося грузовика. Он был атлетически сложен, но в играх не был удачлив. Меня раздражало, что окружающие считали меня его лучшим другом.

— Марги Скотт?

— Она больше всего была похожа на комика из колонки юмора и сатиры в воскресной газете. Что-то типа Маргарет из «Денниса-мучителя».

— Джеффри Смит-Гарни?

— Долговязый тощий технарь. Похож на богомола. Узкие плечи. Крошечные глазки, взгляд которых всегда предвосхищает события. Казалось, они живут совершенно отдельно от владельца.

— Алистер Чень?

— Мне кажется, он никогда не снимал свою розовато-лиловую кофту. Вся его семья носила такие кофты. Они были ванкуверскими старожилами. Его прапрадед являлся третьим китайцем, который переселился в Ванкувер с тех пор, как город получил это имя. Алистер был таким же тихим, как Смит-Гарни, но по другим причинам. Он не был таким уж робким. Следил за спортивными событиями, и мы с ним иногда обсуждали хоккейные матчи. Я часто думал, почему многие чувствовали себя неудобно, если их видели с ним. Бобби Голтс боялся этого больше всего на свете.

— Часто ли вы вспоминаете Нетти Смарт?

— Вы сами знаете, что часто.