кружилась, а нос, возможно, был сломан. Хромая, он дошёл до двери холодильника.

За дверью была занавеска из пластиковых лент, а за ней – целая гора картонных коробок, полных клубники. Алекс не смог сдержать улыбки. Клубника со сливками – одна из величайших традиций Уимблдона; её продают по сумасшедшим ценам в киосках и ресторанах наверху. А здесь ягоды хранятся. Охранник приземлился прямо посреди холодильника, раздавив несколько ящиков. Он лежал без сознания, погребённый под одеялом из клубники, а под головой лежала ярко-красная подушка из ягод. Алекс стоял в дверях, опираясь на косяк, чтобы не упасть, и вдыхал холодный воздух. Рядом он увидел термостат. Снаружи было жарко, а вот клубнику нужно поддерживать охлаждённой.

Он в последний раз посмотрел на человека, который пытался его убить.

– Вот отморозок, – сказал он.

А потом повернул ручку термостата, установив температуру ниже нуля.

Пусть проморозится.

Алекс закрыл дверь и, хромая, отошёл от холодильника.

Криббер

Инженеру понадобилось лишь несколько минут, чтобы разобрать кулер. Сунув руку внутрь, он осторожно извлёк маленькую стеклянную пробирку из клубка проводов и печатных плат.

– Встроено в фильтр, – сказал он. – Тут ещё и система кранов. Очень изобретательно.

Он передал пробирку строгой на вид женщине, и та посмотрела её на просвет, изучая содержимое. Пробирка была наполнена прозрачной жидкостью. Женщина встряхнула пробирку, капнула несколько капель себе на палец, принюхалась и нахмурилась.

– Либриум. Наркотик. Та ещё гадость, – объявила она рубленым бесстрастным голосом. – Одна ложка вас вырубит. А вот пара капель… выведет из равновесия. Вы будете немного не в себе.

Ресторан, да и весь Миллениум-билдинг, этим вечером закрыли. Кроме инженера в зале были ещё трое мужчин. Один из них – Джон Кроули, другой – полицейский в офицерской форме, третий – седой и серьёзный, с галстуком в цветах Уимблдона. Алекс Райдер сидел в стороне, уставший, чувствуя, что ему вообще здесь не место. Никто, кроме Кроули, не знал, что он работает на МИ-6. Все остальные считали его простым болбоем, который случайно наткнулся на правду.

На Алексе была его собственная одежда. Позвонив Кроули, он принял душ и переоделся, оставив форму болбоя в шкафчике. Почему-то он понял, что больше её уже не наденет. Тем не менее ему было интересно, можно ли будет оставить себе шорты, футболку и кроссовки «Хай-Тек» с вышитыми на язычках перекрещёнными ракетками. Форма – это единственная плата, которую получают мальчики и девочки, подающие мячи на Уимблдонском турнире.

– Теперь совершенно ясно, что произошло, – сказал Кроули. – Помните, сэр Норман, меня очень беспокоило то проникновение со взломом? – Он обращался к пожилому мужчине в клубном галстуке. – Похоже, я оказался прав. Тот человек не хотел ничего украсть. Он пришёл, чтобы отравить воду в кулерах. В ресторане, в комнате отдыха, скорее всего, вообще по всему зданию. Удалённая активация… верно всё, Хендерсон?

Хендерсоном звали человека, который разобрал кулер. Ещё один сотрудник МИ-6.

– Верно, сэр, – ответил он. – Кулер работал совершенно нормально, выдавал обычную охлаждённую воду. Но когда подавали радиосигнал – это делал наш друг, используя поддельный мобильный телефон, – в воду попадало несколько миллилитров этого наркотика, либриума. Недостаточно, чтобы найти в крови при допинг-тесте, но достаточно, чтобы заставить кого угодно играть намного хуже.

Алекс вспомнил, как Блиц, немецкий теннисист, уходил с корта после проигранного матча. Он выглядел ошеломлённым и рассеянным. Но оказалось, что это всё из-за наркотика.

– Он прозрачный, – добавила женщина. – И практически не имеет вкуса. В стаканчике с ледяной водой его бы никто не заметил.

– Всё равно не понимаю, – вставил сэр Норман. – Какой в этом смысл?

– Пожалуй, на этот вопрос смогу ответить я, – сказал полицейский. – Как вы знаете, охранник отказывается отвечать на вопросы, но татуировка на его руке говорит, что он член «Большого Круга» – или, по крайней мере, был им.

– Это что ещё такое? – удивился сэр Норман.

– Триада, сэр. Китайская банда. Триады, конечно, занимаются самой разной преступной деятельностью. Наркотики. Торговля людьми. Нелегальная иммиграция. А ещё – азартные игры. Мне кажется, эта операция была связана именно с ними. Как и на любое другое большое соревнование, на результаты Уимблдонского турнира ставят миллионы фунтов. Насколько я понимаю, на победу того молодого француза – Лефевра – ставки принимались из расчёта триста к одному.

– Но потом он обыграл Блица и Брайанта, – сказал Кроули.

– Именно. Я уверен, что сам Лефевр даже не догадывался, в чём дело. Но если всем его противникам давали наркотик перед выходом на корт… Ну, дважды это случилось. Но могло продолжиться вплоть до финала. «Большой Круг» ждал невиданный успех! Если бы они поставили на француза сто тысяч фунтов, то получили бы триста миллионов.

Сэр Норман поднялся.

– Сейчас важно одно: об этом никто не должен знать, – сказал он. – Иначе будет скандал на всю страну, и это навредит нашей репутации. Не исключено, что весь турнир придётся проводить заново!

Он посмотрел на Алекса, но обращался к Кроули.

– Мы можем доверять этому мальчику? Он ничего не расскажет? – спросил он.

– Я никому не скажу, что здесь произошло, – сказал Алекс.

– Хорошо. Отлично.

Полицейский кивнул.

– Ты проделал очень хорошую работу, – сказал он. – Сначала заметил этого парня, потом проследил за ним, ну, и всё остальное. Хотя должен сказать, что запирать его в холодильнике было крайне безответственно.

– Он попытался меня убить, – возразил Алекс.

– Всё равно! Он мог замёрзнуть насмерть. Собственно говоря, ему, возможно, придётся удалить пару пальцев из-за обморожения.

– Надеюсь, он от этого не станет хуже играть в теннис.

– Ну, не знаю… – Полицейский кашлянул. Он явно не мог понять, как вести себя с Алексом. – Ладно, ты молодец. Но в следующий раз всё-таки попробуй обдумывать свои действия. Я уверен, ты не хотел бы, чтобы кто-нибудь пострадал!

Да пусть катятся они все к чёрту!

Алекс смотрел на освещённые серебристой луной чёрные волны, которые снова и снова накатывали на изогнутый берег пляжа Фистраль. Он пытался забыть и о полицейском, и о сэре Нормане, и вообще об Уимблдонском турнире. Алекс, по сути, спас весь Всеанглийский Лаун-теннисный клуб, и хотя он и не ожидал, что за это его наградят сезонным абонементом в королевскую ложу и чаепитием с герцогиней Кентской, но не ожидал и того, что его настолько поспешно выдворят с турнира. Финал он смотрел уже по телевизору. По крайней мере, форму болбоя ему всё-таки отдали.

Впрочем, было и ещё кое-что хорошее: Сабина не забыла о своём приглашении.

Он стоял на веранде домика, арендованного её родителями. Пожалуй, в любом другом месте