Пришло время найти достойное применение тем изысканиям.

За колонной имелся узкий проем, всего пара-тройка кирпичей в ширину. Дарт не был особенно крупным, но здесь ему удавалось протиснуться с трудом. Почему проем оставили, он так и не понял. По ту сторону проема располагался коридор, который то сужался, то расширялся, как какая-нибудь кишка. Судя по отсутствию держателей для факелов или ламп, коридор изначально не предназначался для активного использования. Заканчивался он еще одной трещиной, которая вела на винтовую лестницу. Последняя пребывала в исключительно печальном состоянии: каменные ступени раскрошились и во многих местах рассыпались буквально в песок, а если когда-то тут и имелись перила, то теперь от них не осталось и воспоминаний. Здесь Дарт небезосновательно опасался за свою жизнь, но дряхлая конструкция выдержала, разве что часть распорных балок прогнила настолько, что лестницу качало из стороны в сторону. Один неверный шаг, излишний крен – и вот они, мягкие объятия пустоты.

«Не грохнулся тогда – обойдется и теперь», – рассудил Дарт.

Лестница подняла его на несколько этажей, в заброшенную комнатушку, с потолком настолько низким, что пришлось пригибать голову. В стенах зияли неровные дыры, точно от ударов стенобитных машин. Дыры заросли мхом и серыми пластинами грибов, но сквозь них видна была улица. За особенно большой пробоиной находился довольно широкий карниз, по которому Дарт спустился в кладовую, что располагалась прямо над залом Малого совета. Здесь, под давно сгнившей соломой, он с месяц назад обнаружил крупную щель в дощатом полу, через которую, постаравшись, можно было увидеть и услышать все происходящее в комнате ниже. Никогда со времени обнаружения щели Дарту и в голову не приходило подслушивать наставников. Во-первых, потому что ничего в их разговорах не представляло интереса для шестнадцатилетнего мальчишки, а во-вторых, из уважения к воспитавшим его людям. Впрочем, он никому не рассказал о своем открытии. Чувствуя себя сыном, вдруг обнаружившим отцовскую заначку со спиртным, он не нашел причины сообщить о ней кому-то. Ну нашел, ну и что с того? А вдруг пригодится…

Перспективу того самого «вдруг» он всерьез не рассматривал до сегодняшнего дня. Точнее, до сегодняшней ночи. Дарт нахмурился: как много внутренних правил Ордена предстояло ему нарушить!

Он осторожно снял тяжелые башмаки и распластался на полу, стараясь не шуметь. Завывание ветра в разрушенной комнате над головой играло ему на руку.

В зале Малого совета находилось четыре человека: Патрик стоял у стола, справа от куба; толстяк Тобиас, водрузив руки на массивное пузо, пожевывал губы, и его яйцеобразную лысую голову то и дело пропахивали морщины; Грум присел на край стола и казался совершенно чуждым компании, месту и обстоятельствам. Четвертым был наставник Локи – Дарт узнал его по голосу, но пока не видел. Скользкий тип, в чьи обязанности входило обучение учеников премудростям смешивания зелий. Уже под конец первой недели Локи во всеуслышание объявил Дарту, что не желает тратить время на неспособного к тонким материям лентяя, и выдворил его за дверь. С тех пор они лишь пару раз сталкивались на лестнице, и каждая такая встреча, даже безмолвная и быстротечная, оставляла по себе неприятный кислый осадок на языке.

– Нам его не открыть, – спокойно заявил Грум. Он бесцеремонно поковырял пальцем в зубах и, выудив мешавший кусочек пищи, сплюнул под ноги. – Не думал, что он имел доступ к секретам техномагии. Это все усложняет.

– Неприятно слышать пессимистичное высказывание от человека, чью отвагу я ставлю в пример подрастающим Охотникам, – тут же парировал Патрик. Его голос, отраженный от голых стен, преобразился в смесь карканья и лязга сорвавшейся с крыши жестяной пластины. – Никто не думал, что он может оказаться отступником. Но факты говорят за себя – и нам придется с ними работать.

Дарт поморщился.

– Если бы сей предмет, – Грум кивнул на находку, – вдруг ожил и, вооружившись, начал отплясывать на столе джигу, я бы продемонстрировал те способности, о которых ты столь лестно отзываешься, друг мой. Впрочем, ты прав – я совершенно беспомощен против закрытой коробки, если ее запечатал техномаг.

– Боюсь, это еще одна головоломка чертова умника, – подал голос до сих пор молчавший Тобиас, – и нам предстоит лоб расшибить, чтобы ее разгадать. Нужно признать, предатель знал толк в этом деле.

– Что ты предлагаешь? Ждать, пока Статгаст осуществит задуманное?

Дарт напрягся. Ветер стих, голоса и шаги внизу – тоже, и во внезапном безмолвии грохот собственного сердца звучал оглушающе.

Значит, он все-таки не ошибся. Статгаст – фамилия, которую Дарт изо всех сил старался забыть, и до недавнего времени это казалось осуществимым. Но услышанное разбило стену, которую он на протяжении множества лет любовно воздвигал на границах детских обид.

Архам Статгаст – его отец.

– Я думаю, нам пригодилась бы помощь лояльного человека, – вкрадчиво, как сквозняк, прошелестел Локи. – Эриус уже доказал свою готовность к тесному сотрудничеству, продемонстрировал, что осведомлен во многих областях, к тому же он не чистоплюй и понимает, что ради блага многих кто-то должен вываляться в грязи.

Послышалась возня: Патрик развернул куб, перевернул его, повертел в руках, а потом с досады треснул кулаком по столу.

«Эриус… Эриус…»

Имя казалось смутно знакомым. Вроде бы с тех самых времен, к которым относилась и спрятанная под замок память об отце.

«Эриус…»

– Он скользкий тип, – нехотя сказал Патрик, – скользкий, как угорь. Не люблю таких, с ними не знаешь, за что ухватить: и так выкрутится, и эдак уйдет.

– Просто кто-то не привык пачкаться, – развел руками Локи. Он подвинулся к находке, провел по полированной глади пальцами и стряхнул с них несуществующую пыль. – Позволь напомнить, чистоплюйство среди Охотников не в чести.

– Позволь тебе напомнить, – озлобился Патрик, – что именно этот проходимец хотел за свои услуги. Куда легче отправить его вниз, навстречу разъяренным землям, чем и дальше вести с ним дела.

О какой непомерной плате шла речь, Дарт так и не узнал. Локи пожал плечами, Патрик не стал развивать спор.

– В качестве ассистента Архама, пусть и бывшего, он продолжает оставаться самым осведомленным из всех, кто вообще имел доступ к его работе, – сказал Грум, и Дарту впервые за время, что он знал наставника, хотелось заставить его замолчать.

Грум был его личным идеалом, тем, на кого хотелось равняться всегда и во всем. Он был не таким, как все, хоть никогда не давал повода выделять себя среди прочих. Простой и честный, наставник всегда мог поддержать словом или вовремя отвесить поучающую оплеуху. Мастер своего дела, способный доходчиво и четко объяснить слабые места того или иного Проклятого, а также указать на ошибки в искусстве фехтования. И вот сейчас он заодно с остальными в деле, о котором мало что известно, но от которого уже неимоверно воняет.

– Я считаю, будет очень разумно воспользоваться его помощью… еще разок, – закончил Грум и сковырнул ногтем что-то на столешнице.