— Тебе не нужно было этого делать, — покачала головой Дженна.

— Конечно, нужно. Моя дорогая девочка, тебе и так через многое пришлось пройти. Настало время напомнить кое-кому, что свой нос надо держать на собственном лице, а не совать его куда не просят.

— Вряд ли это когда-нибудь произойдет. Ты ведь знаешь, в маленьких городках всегда долго помнят прошлое и по нему судят о настоящем.

— Поступки моей сестры не должны отражаться на твоей жизни, — сокрушенно покачала головой тетушка Мейбел.

Дженна почти не помнила свою мать — она была слишком мала, когда той не стало. Ее детские воспоминания ограничивались самыми счастливыми моментами — днями рождения, празднованиями Нового года и Рождества и долгими летними прогулками. Она помнила ласковую улыбку матери и, не понимая, что именно заставляет Мери Пирсон улыбаться, думала, что в их семье все хорошо, хотя в тот самый момент весь ее привычный мир летел в пропасть.

— Почему она так поступила?

Тетушка Мейбел тяжело вздохнула и отвела взгляд.

— Дорогая моя, в этом не было ничьей вины. Мери была молода и очень несчастна. Когда твои отец и мать поженились, они были почти детьми и не слишком хорошо понимали друг друга. Твой отец был для Мери скорее другом, нежели любимым. И их жизнь была очень непростой, ведь ферма находилась на грани банкротства.

Только когда Дженна немного подросла, она поняла, в какой бедности жила их семья. Будучи ребенком, она этого почти не замечала и не понимала, почему каждый счет вызывает семейный скандал.

— Твоя мать начала подрабатывать в библиотеке: это было хорошо для семейного бюджета, но не слишком хорошо для ее отношений с мужем, ведь там она встретила… другого мужчину. Поверь, Мери никогда не искала отношений на стороне. Это просто случилось.

«Случилось». Дженна устало закрыла глаза и на мгновение перенеслась в тот день, когда она так же как сейчас сидела за кухонным столом и тетушка Мейбел объясняла ей, что теперь она будет жить здесь.

— Если бы она не начала встречаться с тем мужчиной, она бы не попала в автокатастрофу, а мой отец, спешивший отвезти ее в больницу, не съехал бы с дороги и не погиб. Это все из-за нее, тетя. Из-за того, что она выбрала его, а не нас.

— Это не вся история, Дженна. Твоя мать никогда не…

Дженна жестом остановила ее:

— Хватит. Моя мать разрушила мою жизнь. Я не хочу слышать о том, что в глубине души она любила меня и я должна отнестись к ее поступку с пониманием. Она сделала свой выбор, который уничтожил все, что у нас было.

— Ох, Дженна… Пожалуйста, не будь такой категоричной. В жизни нет чисто черных и белых пятен, в ней гораздо больше оттенков.

Дженна покачала головой, отказавшись продолжить этот разговор.

— Будем надеяться, что день рождения Эунси пройдет хорошо и даст городским кумушкам новую почву для разговоров.

— Я даже не сомневаюсь в том, что вечеринка будет замечательной. Я беспокоюсь за тебя.

— За меня? Со мной все в порядке. — Пряча лицо, Дженна поднялась, чтобы налить еще чаю. — Все в полном порядке.

— Я не хочу, чтобы ты возвращалась в Нью-Йорк, — вздохнула тетушка Мейбел. — Почему бы тебе не остаться здесь? У тебя была бы замечательная жизнь.

— В Нью-Йорке у меня уже есть замечательная жизнь.

Дженна надеялась, что это прозвучало искренне. Долгие годы она старалась убедить себя в том, что любит Нью-Йорк, ведь она мечтала о нем всю свою сознательную жизнь, но иногда… Иногда, страдая от бессонницы, она мечтала о том, чтобы шум большого города стих хоть на секунду, чтобы наступила тишина ночного Ривербенда. Она бродила по улицам и мечтала о том, чтобы высотные здания, закрывающие от нее небо, превратились в симпатичные двухэтажные коттеджи и чтобы в кафе, где она четыре раза в неделю пила кофе, ее хоть раз поприветствовали как старую знакомую, а не как одну из тысячи других клиентов. Но не следует забывать о том, что и жизнь в Ривербенде тоже совсем не похожа на счастливую сказку.

— В Нью-Йорке у меня замечательная жизнь, — повторила Дженна. — И когда моя работа будет выполнена, я снова вернусь туда. А здесь меня никто не ждет, кроме тебя, тетя.

— Ты ошибаешься, моя милая. Нас таких тут гораздо больше.

Стоктон поправил шарф, пряча горло от пронизывающего ветра, проникающего в любую щель и размышляя о том, будет ли его «Растика» иметь успех во Флориде. Зима становилась все холоднее, и он уже начинал всерьез задумываться о переезде туда, где потеплее. Но пока переезд был лишь фантазией, а в реальности ему предстояло дойти до пекарни Саманты и до открытия ресторана забрать свой заказ.

Свернув за угол, он чуть не столкнулся с Дженной.

— Привет, — улыбнулась она. — Что ты делаешь на улице в такой холод?

Пальто и шарф почти полностью скрывали фигурку Дженны от его взгляда. На виду остались только длинные черные волосы, с успехом заменяющие ей шапку, сияющие изумрудные глаза и покрасневший кончик носа.

— Иду к Саманте. Хочу забрать печенье и обсудить заказы на следующую неделю.

— А-а-а… — Ей нужно было в совершенно противоположную сторону. — Знаешь, у меня назначена встреча с Бетси, но идти к ней еще рано. Может, хочешь выпить по чашечке кофе и обсудить планы по организации юбилея «Растики»?

— Дженна, тебе не обязательно этого делать, правда. Я и так у тебя в долгу за помощь в ресторане. Уверен, у тебя масса работы по организации праздника для Эунси.

— Как и у тебя, — улыбнулась она. — Почему ты отказываешься?

Стоктон не мог признаться ей в том, что вчерашний вечер пробудил в нем уже почти забытые чувства. Этой ночью он долго не мог заснуть, раз за разом прокручивая в голове возможные сценарии развития их отношений, но всегда упираясь в непреодолимый тупик: они живут разными жизнями в разных городах и с этим ничего не поделаешь.

— Попросить о помощи — это ведь не преступление, — сказала Дженна, так и не дождавшись ответа.

— Что ж, наверное, ты права. Я ничего не понимаю в планировании вечеринок.

— А я ужасно готовлю белые соусы, — вздохнула Дженна. — Но я думаю, мы можем помочь друг другу.

Они зашли в маленькую закусочную и, устроившись за столиком у окна, заказали кофе. Стоктон с восхищением оглядел Дженну, повесившую пальто на вешалку и оставшуюся в белой водолазке с широким воротником и бежевых брюках. Стоктон ничего не понимал в модных марках одежды и даже под страхом смертной казни не отличил бы Гуччи от Миу-Миу, но качество ткани и покроя было заметно сразу.

— У меня есть масса идей для твоей вечеринки, — с энтузиазмом начала Дженна. — После того, как я провела вечер в «Растике», я подумала…

Ее прервал пронзительный возглас:

— Дженна Пирсон? Дочь Мери Пирсон?