страже сидит невообразимо толстый человек. За те недели, что наблюдала за домом, я сумела убедиться: когда он трезв, он силен как бык и жесток как медведь в клетке. Но сегодня он весь день погружен в глубочайший пьяный сон. Вчерашняя ночка выдалась у него веселой. Он сильно перебрал с вином, притом очень хорошим. Уж я-то знаю. Я сама украла его из погребов маркиза де Лори, ярого коллекционера, да к тому же добавила туда маковой настойки, купленной в гильдии Мечтателей, – дабы удостовериться, что он будет крепко спать. Но хотя стражник и храпит, я все же не хочу рисковать и пробираюсь к боковому входу, с которого внутрь попадают все торговцы, привозящие товар на кухню. Толкаю дверь и вижу, что кухня в этот час совершенно пуста, как я и ожидала.

Осторожно выглядываю в коридор. В дальнем конце – дверь в спальню мадам, которая заведует этим заведением. Дверь приоткрыта, из комнаты слышится похрапывание. Хорошо. В ее вино тоже добавили маковой настойки; я заплатила одному моряку, направлявшемуся сюда, чтобы он передал ей это вино лично в руки. Он с радостью согласился. Благодарная мадам, конечно, разрешила ему провести с девушками больше времени.

Нужно уходить. Я всегда ухожу в этот момент, оставаться здесь слишком опасно. Но сегодня все иначе. Сегодня я собираюсь вытащить ее.

Смотрю на лестницу, ведущую на второй этаж.

«Не пытайся ее разыскать», – сказал Томасис.

Я должна его слушаться, но не могу.

Как зачарованная, я подхожу к лестнице, кладу руку на перила и начинаю тихо подниматься. Стены обклеены пестрыми, местами ободранными обоями с экзотическими сценами из китайской жизни.

С верхней площадки виден ряд дверей, приглашающе приоткрытых. Но меня зовет только одна: последняя слева. Я решительно направляюсь к ней, толкаю и чувствую, как что-то сжимается в груди.

Она лежит на кровати, свернувшись клубочком, как будто стараясь от кого-то защититься. Комната выглядит жалко: открытый шкаф с несколькими выцветшими нарядами, туалетный столик с треснувшим зеркалом, на котором в беспорядке валяются разноцветные пузырьки с разбавленными водой духами, дешевая пудра и румяна, тонкая визитная карточка кого-то из посетителей и два пустых использованных шприца.

При взгляде на нее мое сердце сжимается. Косметика размазана у нее по лицу. Волосы закручены в неестественные локоны. За последние несколько месяцев она стала совсем худой, щеки впали. Платье разорвано в нескольких местах, подол подшит кривыми стежками. Раньше она шила так быстро и аккуратно, а теперь способна только на кривые стежки, потому что руки у нее дрожат от лекарств или битья. На руке у нее черные точки от уколов с желто-лиловыми синяками вокруг. По коже бегут мурашки от холода, но она слишком измождена и не может даже натянуть на себя потрепанную простыню.

Я протягиваю руку и осторожно провожу пальцем по метке ее гильдии. Тигр не наносит своим чадам метки чернилами. У него свой способ помечать их. Его метка – это полоса, проходящая прямо по глазу, от щеки до лба, свежий уродливый шрам на гладкой коже.

От моего прикосновения ее ресницы сонно подергиваются, а когда она открывает глаза, я вижу ее взгляд – мутный и рассредоточенный из-за морфия, который они ей вводят. Она снова смыкает веки. Я знаю, что она меня не узнает. А может, думает, что я сон, воспоминание из былых времен, когда она была совсем другой. В это же время в других постелях по всему дому и в других подобных домах по всему городу сотни девушек, ее сестер, так же спят беспокойным сном.

Дела не всегда обстояли так. Когда гильдией Сестер правила баронесса Камелия, в городе было пять тысяч жриц ночи. Но ее правление было временем роскоши и соблазнов, и все ее дочери процветали под покровительством Закона. Говорят, что с тех пор, как Тигр получил власть над гильдией, у него в рабстве находится двадцать тысяч вечно погруженных в сон девушек.

– Зелли! Зелли! – ласково шепчу я ей в ухо, но она не двигается. Я трясу ее – тоже без толку. Тогда беру кувшин с прикроватного столика и выплескиваю ей в лицо ледяную воду.

Она вздрагивает, открывает глаза, хватает ртом воздух. Один глаз у нее темно-карий, другой – слепой, подернутый пленкой от удара плетью, которая оставила эту метку принадлежности к гильдии Плоти.

Она пытается сесть, но слишком слаба, и я пытаюсь ей помочь. Она дрожит и пробует оттолкнуть меня, поднимает руки, чтобы защититься: она боится, что я пришла побить ее.

– Зелли, это я, Нина.

Здоровый глаз, глядящий сквозь пальцы, наконец фокусируется у меня на лице, и она шумно вдыхает.

– Нет, нет, нет!

Теперь она дрожит крупной дрожью, она промокла и ей холодно, а я все пытаюсь поставить ее на ноги.

– Зелли, пожалуйста, нам нужно уйти, пока они не проснулись. Пойдем скорее!

– Нет! – Она выворачивается, отталкивает меня и прижимается к стене. – Я не пойду, не пойду, не пойду! Они сломали ему руки. Они сломали его…

Она замолкает, ее взгляд становится суровым.

– Зелли, – спокойно говорю я. Медленно подхожу к ней, как человек, пытающийся приручить испуганное животное.

Я слышу, как внизу скрипит, открываясь, дверь, как кого-то начинают громко бранить. Тихо чертыхаюсь. Пришли Хищники и, должно быть, поняли: здесь что-то не так. Голоса становятся громче. У меня почти не осталось времени.

– Зелли, это я, Нина, – повторяю я.

– Нина? Нет, только не Нина, только не она! – У нее сиплый голос, язык заплетается. – Тебе нужно уходить, пока они не пришли… Они сломали его… Сломали…

– Тсс, – говорю я, потому что на лестнице в это время слышатся шаги. Через несколько мгновений они начнут проверять девушек и найдут меня здесь, у Азельмы.

Ее взгляд останавливается на моем лице, и мне кажется, она впервые по-настоящему видит меня с тех пор, как я вошла в эту комнату.

По коридору стучат сапоги. Хлопают двери. Голоса кричат друг другу, что все девушки спят. Взгляд Азельмы скользит к окну, на ее лице написан страх.

– Тебе нужно уходить, – взволнованно говорит она.

– Я не уйду без тебя. – Я протягиваю к ней руку. – Пойдем со мной.

Она смотрит на мою руку и берет ее. Затем бросается к окну, я распахиваю его, вылезаю на карниз и поворачиваюсь к ней.

И тут вижу, как ясность проникает в ее спутанное сознание и решимость побеждает страх. Она смотрит мне прямо в глаза. Моя сестра так близко, что я чувствую ее дыхание у себя на щеке.

– Беги, – говорит она и толкает меня