Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я сильно ударяюсь о землю. Боль пронизывает бок. Кажется, из меня вышибло дух, я беспомощно открываю и закрываю рот, пытаюсь заставить тело двигаться, но понимаю, что конечности меня почти не слушаются. Я успеваю только подняться на ноги, а несколько мужчин уже выбегают из дома. Они просто великаны, как истинные чада Тигра, отобранные на эту службу за силу, полное отсутствие морали и невыразимое стремление причинять людям боль. Они окружают меня, словно акулы. Они не задают вопросов; они не хотят знать, кто я такая или почему я здесь. Достаточно уже того, что я тут оказалась.
Солнце быстро садится. Я успею только один раз позвать на помощь, а потому издаю свист, громкий и резкий, призыв Воров, но знаю, что даже если кто-нибудь его сейчас услышит, все равно наверняка уже слишком поздно.
5. Когти Ястреба
Я слышу голос, и он произносит такие странные слова, что я невольно смеюсь, даже напуганная до полусмерти.
– Сдается мне, это очень подло: шесть взрослых мужчин на одного ребенка.
Голос молодой, удивленный. Его владелец, очевидно, не понимает, что обращается к самым опасным людям в городе.
– Если мы хоть однажды вернемся домой, не ввязавшись в историю, я буду тебе очень признателен, – вступает второй голос, гораздо более уставший.
– Но у них тут ребенок, Сен-Жюст. Ты только посмотри!
– Святые небеса, ты прав!
За этим восклицанием следует строгий приказ:
– Сейчас же уберите руки от этого ребенка, или пожалеете!
Голос, кажется, принадлежащий Сен-Жюсту, – хорошо поставленный, натренированный. Так говорит человек, который привык, что окружающие его слушают.
Но Хищники не слушают никого, кроме Тигра, поэтому они не обращают на Сен-Жюста никакого внимания и набрасываются на меня. Двое хватают меня сзади за руки и швыряют на землю. Начинают бить меня ногами, а я кричу и защищаюсь, достав нож из голенища сапога.
Раздается выстрел, и Хищники замирают: люди, не привыкшие к тому, что кто-то дает им отпор, обычно не носят с собой оружия.
– Я пристрелю вас, если вы не отпустите это бедное дитя. Но что еще хуже: Грантер тоже будет стрелять в вас, а он вряд ли сумеет убить одним выстрелом.
– Протестую! – говорит второй мужчина. – Я прекрасно стреляю дома по чашкам, просто прекрасно! Смотри.
Еще выстрел. Один из Хищников вскрикивает и хватается рукой за ухо.
– Видишь? Его-то я и собирался ранить!
Хищники переглядываются. Члены этой гильдии обычно не отличаются умом. Тигр берет себе только самых жестокий чад, тех, кто станет подчиняться, не задавая вопросов. Разобраться с такой сложной проблемой, как сейчас, они не в состоянии.
Мужчина стреляет еще раз, и теперь другой Хищник с проклятиями хватается за ногу, чуть не свалившись на землю. Я слышу громкие шаги убегающих Хищников; уверена, скоро они вернутся с оружием. Но я успеваю поблагодарить судьбу за то, что пока еще жива.
– Знаешь, Грантер, это было отлично! А скажи, ты так и целился ему выше колена?
Кто-то переворачивает меня, и перед глазами появляется приятная картина: надо мной склонились два озабоченных лица. Один из мужчин – с копной черных волос, в зеленом жилете и хитрой улыбкой.
– Как хорошо! Оно живо, – говорит он.
Другое лицо глядит на меня хмуро, будто расстроившись от того, что я жива. Даже отсюда мне прекрасно видны изящные черты этого юного божества: лицо будто высечено из мрамора и полно решимости, обрамлено очень светлыми волосами, собранными сзади в хвост. Мужчина красив и страшен одновременно в своем темно-красном фраке с картинно распущенным на шее галстуком. У него в руке маленький пистолет с золотой филигранью; он затыкает оружие за пояс, чтобы ухватить меня и поставить на ноги.
– Ты можешь подняться? – с беспокойством спрашивает темноволосый. Вдруг он начинает пошатываться и валится на землю. Светловолосый театрально закатывает глаза и пытается ему помочь. Темноволосый пьян. Пожалуй, они оба пьяны.
– Все в порядке, – говорю я и сжимаю челюсти из-за острой боли в боку.
– Кажется, тебе попалась очень дурная компания, – говорит темноволосый, все еще сидя на земле и отмахиваясь от попыток блондина поставить его на ноги. – Если хочется меня потрогать, Сен-Жюст, сперва попроси моей руки.
– Никому не придет в голову лапать тебя, Грантер, когда ты настолько пьян.
– Это ты виноват в силе моего опьянения, Сен-Жюст. Встречи с тобой доводят меня до слез и заставляют тянуться к бутылке.
Светловолосый оставляет попытки и поворачивается ко мне; этот взгляд невозможно забыть. Кажется, он видит меня насквозь, он живо осматривает меня и подмечает все: мешковатую одежду, кровь на щеке, на руках и ногах.
– Мы должны представиться нашему новому другу, – говорит темный. – Что-то подсказывает мне, что этот пострел обязан нам жизнью.
Я недоуменно моргаю. Мысль о том, что чадо Двора чудес может быть связано долгом с Теми-кто-ходит-днем, просто невообразима.
– Я у вас в долгу, господа, – признаю я, но эти слова будто царапают мне горло.
– Как тебя зовут, мальчик? – спрашивает темный.
Светлый прищуривается.
– Девочка, – говорит он.
Я стараюсь не выдать удивления. Почти никто не может узнать во мне девочку.
– Девочка? Где девочка? – Грантер изумленно оглядывается по сторонам и, не увидев никого другого, начинает моргать, всматриваясь в мое лицо, а потом еще без всякой нужды тычет в меня пальцем.
– Это девочка?
Я решительно вздергиваю подбородок.
– Меня называют Черной Кошкой, – говорю я вместо ответа.
– Как хорошо, – произносит темный. – А можно мне тоже звериное имя? Я тоже хочу! Может быть, Пьяный Хорек? А ты, Сен-Жюст… можешь быть… Карающим Орлом Правосудия!
– Можете называть меня Нина, – говорю я, стараясь сдержать улыбку.
– Ну что ж, мадемуазель Нина, я Грантер, – бодро заявляет пьянчужка, к которому неожиданно вернулись изящество и хорошие манеры. – А этот светоч человечества – Анжольрас Сен-Жюст.
Теперь моя очередь смотреть с изумлением. Сен-Жюст прекрасен. Сен-Жюст – Ангел Смерти, его голова – одна из тех шести, что нанизаны на прутья у ворот в Тюильри. Одна из шести мышей, революционеров, которые разожгли пожар в городе и чуть не свергли короля с королевой всего одно поколение тому назад. За все их труды знать пожаловала им гильотину, а кроме того, объявила охоту на всю их родню, перевешав ее на ужасной виселице Монфокон.
– Вы открыто называетесь этим именем? – спрашиваю я его.
– Ну