Старина Бидо явно не собирался курить, хотя у меня на допросах клянчил сигарету за сигаретой, выдирал зубами фильтр и прикуривал одну от другой.

Не распыляют же здесь в конце концов антитаб через кондиционерную систему? К тому же Пупер систему никак не задействует, лентяй такой! Оригинальная вырисовывается методика воспитания: стрелять из миномета можно до изнеможения, карате или палочный бой сколько душе угодно, но вот курение… ай-ай-ай, курят только дурные мальчики, которые не слушают наставлений матушек, не ходят в воскресную школу и непременно плохо кончают. Хотя кто знает, может, у директора Юрайды идиосинкразия на табачный дым, вот и он сыплет щедрой рукой антитаб в вентиляцию и кастрюли.

— Недоразумение можно считать не имевшим места, — произнес Бидо.

— Несомненно, — ответил я.

— Мы вполне могли бы установить неофициальный контакт, вы понимаете… — Он пошевелил в воздухе пальцами.

— Если не ошибаюсь, школа не контролируется вашими людьми? — осведомился я.

— Право, я затрудняюсь… — замялся он.

— Спасибо, достаточно… Неофициально фиксирую, что вы ничего не сказали. Тогда кто их пасет?

— Не знаю. Собственно говоря… э-э-э…

— Ясно! Ты… пардон, вы для того и здесь. Есть догадки, предположения?

Старина Бидо с большим сомнением гладил свой подбородок, его явно распирали противоречивые чувства. Честно говоря, тот, прежний Бидо, фонтан вранья и остроумный сквернослов, мне нравился больше, чем этот уныло дипломатствующий «аббат».

— Они к нам не имеют никакого отношения, — сказал наконец Бидо. — Сначала думали, что здесь этих на запасные органы откармливают, но оказалось, что ничего подобного. Пустой бизнес, но все же какие-то мелкие деньги крутятся бесконтрольно. Непорядок. Послали людей, люди исчезли. Я троих потерял. Даже не булькнули.

Вот это дела! Курии зубки пообломали! Куда же это я, позвольте спросить, лезу и во что успел вляпаться? Разведка? Непохоже, они бы завернули за сто километров и еще пинком сзади приветили для скорости.

Хорошо, что я не один в этом чертовом месте и Бидо вроде напарника. Дело становилось мрачным и непонятным. Правительство в лице разведки и курия в своем собственном лице вроде не имеют к этому заведению отношения, а насколько мне известно, это единственные реальные силы, с которыми надо считаться в нашей благословенной стране. Некоторые полагают, что это даже одна сила. Может, радикалы? Но у них монет хватит разве что на десяток списанных пулеметов. Нет, радикалами не пахнет, левыми тоже, левые нынче тихие, они принципиально против насилия после того, как им вломили под Самтером.

На часах было ровно три.

Старина Бидо оглядел комнату, нервно зевнул и сообщил, что собирался идти напролом. Недавно здесь пропали трое, повторил он, сгинули и чирикнуть не успели. Крепкие бойцы, не новички, один из них стажировался на Сицилии.

А сейчас с ним человек двадцать. Оцепили школу за оградой, никто не выскочит. Он решил взять первого, оттащить за ворота и крепко встряхнуть.

Глупая затея! Хотя моя ночная вылазка ничуть не умнее. И я собирался брать языка, трясти, вытряхивать, но что именно — представлял слабо. Теперь я понимал бессмысленность моей акции. Ну, скрутил бы охранника или воспитателя, а что они знают? Нет, господа мои, как в свое время сказал один неглупый человек: бей в голову, остальное само развалится. Надо брать директора за кадык и трясти до посинения. Он-то должен наверняка знать, что они делают с детьми, куда их потом прячут и кто за этим стоит.

Терять нечего. Утром я заведу его сюда, старина Бидо вкратце расскажет ему, что причитается самозванцам, а если не убедит, тогда я вколю директору немного сыворотки.

Бидо согласился с моим планом сразу.

— Ваши люди могут пойти напролом? — спросил я.

— Нет, они ждут меня. Если не вернусь через…

Он беспокойно взглянул на часы, вдавил ногтем кнопку. В часах пискнуло. Бидо шепнул что-то вроде «место» и отпустил кнопку.

— Вовремя, — облегченно выдохнул он, — а то через полчаса они бы тут все разнесли. Теперь без сигнала не начнут.

Старина Бидо задремал на стуле, мне же не спалось. С ночным гостем откровенного разговора не получилось. Он мямлил, крутил, но так и не объяснил толком, почему сам сунулся в школу, а не послал кого помельче.

Интересно, в какую вонючую дыру я лезу, если даже курия здесь ползает по ночам, а глубоко законспирированный «аббат» шастает с пистолетом и подставляется? Надо уносить ноги, пока не оторвали! Шефу покажу жетон, порадую старика. Правда, в прошлом году, за неделю до того, как разбиться в аварии, Барлетт ляпнул с похмелья, что дочь Шефа обручена чуть ли не с племянником «кардинала». Хотя Бар- летг всегда врал оптом и в розницу, но почему бы не предположить, что Шефа попросили по-семейному пощупать это дело. А старина Бидо прикрывает меня или дублирует. Забавно…

Сон не шел. Я достал зажигалку и подключился наугад ко второму этажу. Там, оказывается, тоже не спали. Что это у нас? Кнопка четыре, кажется, холл. Разговаривали подростки.

«…Мы на двух машинах шли, а когда деревья начали падать, то выскочили да как дали вдоль дороги, эти все попрятались по норам. А потом Кук прошелся из лейки, вот крику-то было, ха-ха-ха, а на базу вышли только вечером, а там ловушка, Кука в темноте зацепили, а Пет сказал, что Куку крышка, если не успеем до утра выбраться…»

«Успели?» — спросил второй хриплым голосом.

«Хрен на рыло! Влезли по уши в болото и хлюпали сутки, а вокруг эти носились, песни пели и головешки кидали. Утром старшие вернулись, всех шестипалых положили, нас вытащили».

«А-а-а…»

«Вот тебе и а! Пет тогда нас обругал, сволочи, сказал, мальцу каникулы испортили».

«Так ведь Кук выжил!»

«Вы что тут расселись, — вмешался третий голос, — тест по химии уже раздали, не успеете, болваны».

Интересный разговорчик. Надо спросить у ребят, куда их возят на каникулы и какие это еще каникулы в спецшколе?! Да и занятия ночью, в четвертом часу… не спят они вообще, что ли?

В классах я тоже оставил кнопки. В одном было тихо, в другом, судя по всему, шел урок!

«…Вопрос твой хорош, Макс, но ты забегаешь вперед. К прерафаэлитам мы еще вернемся, и ты мне напомнишь, — говорил мягкий, хорошо поставленный голос. — Теперь обратите внимание на лицо всадника. Видите, это не свирепая жажда крови, нет, перед нами напряженное спокойствие честного сожаления. Воин убивает, потому что идет бой. Кто прав, а кто виноват, будет спрошено после, а пока либо ты, либо твой враг. Заметьте, краски не грубы и не крикливы, что было свойственно раннему периоду творчества. Преобладают полутона, война изображается не грудами окровавленного мяса, нет, мы видим пластику мышц, а линии копий и мечей рассекают пространство картины на фрагменты, членимость которых строго мотивирована — сила против силы…»