Молодой человек задал мне этот нелепый вопрос с самым серьезным видом. Еще вчера эта ситуация показалась бы мне совершенно ирреальной.

— Мне нужны просто срезанные одуванчики, причем много.

— Простите, а это вы час назад звонили насчет фотосессии на Малиновой поляне?

— Нет, я пришла без звонка.

— Нет проблем! Так какое именно количество цветов вам нужно? — Заметив мое замешательство, менеджер уточнил: — На сколько голов?

— Голов?

— Я понимаю, размер венков может быть разным, для детского венка цветов уходит меньше. Вы можете назвать возраст девочек или же барышень постарше, и мы сами определим нужное количество одуванчиков, — услужливость сотрудника эвент-агентства просто не знала границ.

— Понимаете, мои знакомые, которые рекомендовали к вам обратиться, заказывали просто одуванчики. Мне нужно такое же количество.

— Когда они делали заказ?

— Одуванчики нужны были им в прошлую пятницу.

— Вы уверены?

— Да, как раз в пятницу они устраивали фотосессию на пленэре для своей дочки.

— Но у нас в прошлую пятницу был только один заказ на свадьбу, причем с готовыми венками для невесты и ее подружек.

— Так свадебные фотосессии тоже можно с одуванчиками устраивать? — искренне удивилась я. — А букет для невесты из этих цветов можно заказать?

— Пока у нас такого опыта не было, мы специализируемся на венках, но, если это необходимо, мы пригласим флориста.

— Мне надо кое-что уточнить, — я поднялась из кресла, — и как только я буду располагать всей необходимой информацией, я снова к вам зайду.

— Будем рады организовать для вас любой праздник или подобрать реквизит для любой фотосессии! — Молодой человек застыл с улыбкой от уха до уха.

Попрощавшись с ним, я ушла. Если принять на веру его слова, то одуванчики, которые получила Родионова, были заказаны не в «Пальмире». Я была склонна поверить сотруднику этого эвент-агентства. Интересно, они специально где-то выращивают эти цветы или собирают их по городским зеленым зонам?

Осталось проверить флористический салон «Пан Тюльпан», но сегодня я уже не успевала туда съездить, так как он находился на другом конце города.

Когда я зашла в здание, на входе сидела та же вахтерша, но вот вязала она уже другую вещь. Нитки были уже не меланжевыми, а синими, и спицы потолще и подлиннее. Она лишь взглянула на меня исподлобья, но не спросила, с какой стати я весь день шастаю туда-сюда.

— Скоро сюда придет молодой человек, чтобы установить камеры, — предупредила я ее на ходу.

— Я в курсе. Идите, деточка, пишите свою книжку. Я его направлю куда надо.

В словах вахтерши, касающихся написания книжки, отчетливо слышался сарказм. Обращение «деточка» меня покоробило, а в целом осведомленность этой вязальщицы меня удивила. Так что я вернулась на два шага назад и уточнила:

— А вы знаете, куда надо?

Бабуля впервые при мне отложила вязание в сторону, посмотрела на меня взглядом умудренной опытом женщины и сказала:

— Давно надо было камеры установить, чтобы все коридоры и лестницы просматривались. А черный ход — под замок! Хоть тебя Света наконец послушала.

— При чем здесь я? Я всего лишь книжку пишу. Просто меня Светлана Игоревна попросила…

— Деточка, я тридцать с лишним лет в органах проработала. Ты только вошла сюда, я сразу поняла, какая у тебя профессия.

— Но вы ведь на меня даже толком не взглянули?

— Ошибаешься. Я увидела за полсекунды достаточно, чтобы составить твой словесный портрет, а по нему и психологический. Вот что, деточка…

— Зовите меня Евгенией, — попросила я.

— Не вопрос.

— А вас как зовут?

— Здесь все называют меня тетей Машей, но ты называй меня Марией Ильиничной.

— Мария Ильинична, а у вас есть предположение, что здесь происходит?

— У Светы появился какой-то недоброжелатель. Она не говорила мне об этом, но по ней это заметно. Если тебя интересует, работает ли этот человек здесь, я скажу, что скорее нет, чем да. Но он может здесь бывать время от времени. Это хорошо, что ты, Евгения, сразу взялась за то, чтобы навести тут элементарный порядок. Но вот только твоя легенда насчет летописца не выдерживает никакой критики.

Я хотела ей возразить, заметив, что не стала бы усложнять себе работу подобной легендой, но не успела даже рта раскрыть. Мария Ильинична поняла, что ошиблась, и поправилась, заявив, что такая дурацкая идея могла прийти в голову только Антону.

Как ни странно, мое профессиональное самолюбие не было задето оттого, что меня в первый же день рассекретила женщина глубоко пенсионного возраста. Я даже обрадовалась, что у меня появилась здесь союзница, да еще умудренная опытом. Мне сразу захотелось задать ей массу вопросов, но я не успела, потому что пришел Боря.

Мы с ним сразу же взялись за дело, и часа через полтора все ходы и выходы в этом здании были взяты под видеоконтроль. Можно было просматривать происходящее здесь как в режиме реального времени, так и в записи.

— Отличная работа! — похвалила я Борю, наблюдая на дисплее своего планшета за сменой вахтеров.

— А как насчет оплаты? — уточнил он. — Ты сказала, что постфактум.

— Я думала, что Родионова освободится, но она все еще ваяет. Когда Светлана в творческом процессе, ее нельзя беспокоить. Так что я решу этот вопрос завтра.

— Ладно, Женя, мы с тобой уже не первый раз сотрудничаем, надеюсь, что не последний, — Боря протянул мне счет за свои услуги. — Завтра так завтра.

* * *

Родионова закончила творить вскоре после того, как я проводила Борю. Она выглядела слегка уставшей, но при этом ее глаза одухотворенно блестели, чего нельзя было сказать об Антоне. Он был зол, вероятно, оттого, что был вынужден бросить все свои дела, чтобы просидеть полдня рядом с женой.

— Евгения, надеюсь, вы все здесь закончили? — спросил он, когда Светлана зашла в кабинет за сумочкой. — Завтра вы сможете приступить к своим непосредственным обязанностям?

— Да, окна заклеены, камеры установлены, — отрапортовала я, протягивая ему счет. — И с этой минуты я приступаю к своим обязанностям.

Родионов взглянул на счет, присвистнул и, прежде чем Светлана вышла из кабинета, успел сказать:

— Недешево обходятся Светины причуды. В прошлый творческий кризис нам пришлось поменять портьеры на жалюзи, а теперь вот вы, Женя, со своими…

Фраза была оборвана, но я и без ее концовки поняла, что Антон все еще не верит в существование угрозы, нависшей над его женой, и списывает ее мнительность на творческий кризис. Родионов готов был мириться с любыми причудами своей супруги, но при этом не скрывал, что делает это вынужденно, преодолевая себя.