— Меня пару раз чуть не сдуло, — сказал Одд. — Я замерз. И уже начал волноваться, что проведу на этой стене остаток жизни. Но ответ все же «да, все хорошо».

Орел молча смотрел на него.

— Ледяной великан ушел, — сказал Одд. — Я заставил его уйти.

— Как? — спросил орел.

— Магия, — сказал Одд и улыбнулся, а сам подумал: «Если магия — это разрешать кому-то делать что он хочет и быть кем он хочет»…

— Спускайся, — сказал орел.

Одд глянул вниз, на заснеженные камни.

— Я тут не слезу. Разобьюсь насмерть.

Орел оттолкнулся от края стены и стал спускаться кругами. Вскоре, тяжело хлопая крыльями, вернулся с поношенным башмаком из мягкой кожи. Бросил его рядом с Оддом и снова улетел в заснеженные сумерки, и принес второй башмак, близнец первому.

— Они мне велики, — сказал Одд.

— Башмаки Локи, — сказал орел.

— А-а, те, что по небу ходят, — вспомнил Одд, обуваясь. Потом подхромал к краю стены — и остановился. Сердце колотилось как бешеное.

Он попытался прыгнуть, но ничего не произошло. Он не смог двинуть ни единой мышцей.

«Ну давайте же, — сказал он своим ногам — здоровой и второй, сломанной и искореженной, которая постоянно болела. — На вас волшебные летающие башмаки. Просто идите по воздуху, ничего с вами не будет».

Но нет, ноги не слушались, и он не мог сдвинуться с места. Он повернулся к орлу, который выписывал вокруг нетерпеливые круги.

— Не могу. Я попытался — не получилось.

Орел испустил крик, мощно замахал крыльями и поднялся в снежное небо.

Еще один крик. Одд оглянулся. Орел мчался прямо на него с распростертыми крыльями, широко открытым клювом, нацеленными на него когтями и бешено горящим единственным глазом…

Одд невольно отступил на шаг, и когти орла просвистели рядом, промахнувшись на толщину перышка.

— За что?! — крикнул он вслед птице.

Потом глянул вниз и увидел землю. Вовсе не под ногами. А очень далеко внизу. Он стоял в воздухе безо всякой опоры.

— Ох, — сказал Одд. Потом улыбнулся и заскользил по небу, будто с ледяной горки, вопя при этом что-то вроде «У-и-и-и-и!» — и приземлился легко, как снежинка.

Потом снова оттолкнулся и принялся подпрыгивать — на десять, двадцать, тридцать футов…

Он направлялся к деревянным домам — к Асгарду, и остановился, когда услышал мявкающие звуки наподобие кошачьих.

По описаниям Ледяного великана Одд воображал богиню Фрейю довольно-таки пугающей, но — ничего подобного! Она и впрямь была красавицей — с золотистыми волосами и глазами, синими, как летнее полуденное небо, ее улыбка — радостная, нежная и всепрощающая — согрела сердце Одду. От этой улыбки стало спокойно, и он рассказал ей все… или почти все.

Когда она поняла, кто эти три зверя, улыбка стала еще шире.

— Так, так, так, — сказала она. — Мальчики! — Они находились в большом зале. Здесь было пусто, огонь в очаге не горел.

Богиня вытянула правую руку.

Орел, восседавший на спинке самого высокого стула с витиеватой резьбой, слетел с места и неловко сел к ней на запястье. Когти его с такой силой вцепились в бледную кожу, что на руке набухли багряные полосы, но она, казалось, не обратила на это внимания, по крайней мере, виду не подала.

Она провела пальцем по загривку орла, и он гордо вскинул голову.

— Один Всеотец, — сказала она. — Мудрейший из Асов. Одноглазый Бог Битвы. Тот, кто пил воду мудрости из источника Мимира,[7]возвращается к нам.

И принялась мять птицу левой рукой, придавать ей иную форму…

Теперь перед ними стоял высокий седобородый человек с жестким и умным лицом. Он был обнаженным, что, впрочем, его мало смутило. Подойдя к высокому стулу, он взял большой серый плащ и древнюю шляпу с обвисшими полями, которых, — Одд мог поклясться, — там не было раньше, и надел.

— Я был далеко, — рассеянно сказал он Фрейе, — и с каждым мигом все больше отдалялся. Спасибо.

Но Фрейя уже переключилась на медведя. Она мяла и месила его обеими руками. Так мать-медведица вылизывает своих новорожденных медвежат, языком придавая им форму. Под ее красивыми руками медведь изменился. Он стал рыжебородым, волосатым человеком с бугристыми руками, узловатыми, как очень старые деревья. Он был не великаном, но самым крупным из не-великанов. Вид у него был дружелюбный, и он подмигнул Одду, отчего мальчика неожиданно переполнила гордость.

Один бросил Тору тунику, и гигант отошел в тень одеться. Но на полпути остановился.

— Мне нужен мой молот. Мне нужен Мьёллнир.

— Я знаю, где он, — сказал Одд. — Спрятан в камне. Могу показать, если хочешь.

— Может, сначала все же закончим дела поважнее? — сказал лис. — Я следующий.

Фрейя весело поглядела на лиса.

— Знаешь, — сказала она, — многие предпочли бы лицезреть тебя таким. Уверен, что не хочешь остаться как есть?

Лис зарычал, потом рычание перешло в сдавленный кашель, и лис сказал:

— Милая Фрейя, ты со мной шутишь. Но недаром же про твое доброе сердце слагают песни:

С Фрейей прекрасной может сравниться

лишь та,

Что также красива, умна и состраданья

полна.

— Локи, все это случилось только из-за тебя, — сказала она. — Все.

— Да, — сказал он. — Признаю. Но зато я мальчишку нашел. Нельзя же видеть только дурные стороны.

— Однажды я об этом пожалею, — мягко сказала Фрейя и с улыбкой коснулась черного лисьего носа, дальше пальцы побежали между ушами, вдоль хребта — до самого кончика хвоста.

Легкое мерцание — и вот перед ними человек — безбородый, с огненно-рыжими волосами и кожей такой же бледной, как у Фрейи. Глаза — зеленые осколки льда. «Может, у Локи до сих пор лисьи глаза, — подумал Одд, — а может, наоборот, у лиса всегда были глаза Локи».

Тор бросил Локи одежду.

— Прикройся.

Теперь Фрейя перевела взгляд на Одда. Ее нежная улыбка наполнила его мир.

— Твоя очередь, — сказала она.

— Это мой обычный вид, — сказал Одд.

— Знаю, — сказала Фрейя. Она присела рядом на колени и протянула руку к изувеченной ноге. — Можно?

— Конечно, если хотите.

Она подняла его легко, как листок дерева, и положила на большой обеденный стол богов. Нагнулась к его правой ноге и ловко отстегнула ее в колене. Провела ногтем по коже — и плоть раскрылась. Фрейя вынула кость, оглядела и помрачнела.