Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— В Асгард, конечно, — сказал Одд и улыбнулся своей улыбкой, которая всех бесила. После чего вернулся в постель и спокойно уснул.
— Что это у тебя? — спросил лис.
— Кусок дерева, — сказал Одд. — Отец начал что-то вырезать много лет назад и оставил здесь, но так и не вернулся, чтобы закончить работу.
— А что это должно быть?
— Не знаю, — признался Одд. — Отец говорил, что фигура уже сидит в дереве. Нужно только почувствовать, чем дерево хочет быть, а потом взять нож и срезать все лишнее.
— Ммм, — равнодушно сказал лис. Одд ехал на спине медведя. Лис трусил рядом. Орел парил на попутных ветрах высоко над ними. Солнце сияло с ясного синего неба, и без облаков мороз прихватывал крепче. Они держали путь к высокогорью, вдоль скалистого кряжа по берегу замерзшей реки. Ветер больно хлестал Одда по щекам и теребил за уши.
— Это не сработает, — хмуро сказал медведь. — Что бы ты ни надумал в своей голове, ничего не выйдет.
Одд молчал.
— Ты там улыбаешься, да? — сказал медведь. — Я чую.
Дело обстояло таким образом: в Асгард, откуда явились боги, попадают по Радужному Мосту, который называется Биврёст. Если ты бог, ты просто скрещиваешь пальцы, появляется радуга, и ты по ней переходишь.
«Просто скрещиваешь пальцы», — так сказал лис, и медведь угрюмо согласился. Это просто, когда у тебя есть пальцы. А пальцев-то у них как раз и нет. Однако даже без пальцев, как заметил Локи, можно найти обычную радугу и воспользоваться ею. А радуги появляются после дождя, правильно?
Только не среди зимы.
Одд задумался: каким образом возникает радуга в дождливый день, когда выходит солнце.
— Знаете, — сказал медведь, — как умный и опытный воин, я должен кое-на-что обратить ваше внимание.
— Высказываться никто не запрещает, — сказал Одд, — но мудрец тратит слова с умом. — Так частенько повторял его отец.
— Я лишь хочу заметить, что вы зря тратите время. У нас нет никаких шансов попасть на Радужный Мост. И даже если мы каким-то чудом его перейдем, вы только гляньте на нас — мы звери, а ты едва ходишь. Нам не одолеть Ледяных великанов. Безнадежная затея.
— Он прав, — заметил лис.
— Если это безнадежно, — сказал Одд, — то почему вы со мной идете?
Звери молчали. Утреннее солнце сверкало на снегу, слепило, заставляя Одда щуриться.
— А чего еще делать-то, — чуть погодя, ответил медведь.
— Сюда, наверх! — сказал Одд и крепче вцепился в медвежий мех: они карабкались по крутому склону. Вдали показались горы. — Стоп, — скомандовал он.
Водопад — одно из самых красивых мест в округе. С весны до середины зимы его быстрые воды неслись по руслу, чтобы обрушиться с высоты почти ста футов на лежащую внизу долину, в каменную чащу, выбитую водой среди скал. В разгаре лета, когда солнце почти не прячется за горизонт, викинги приходят сюда поплескаться в природном бассейне, подставляя головы под грохочущую воду.
Теперь водопад замерз, и лед с утеса спускался в бассейн витыми канатами, нависал громадными прозрачными сосульками.
— Вот, — сказал Одд. — Мы сюда ходим купаться. И когда светит солнце, в падающей воде видно радугу, такую большущую радужную арку.
— Воды-то нет, — сказал лис. — Нет воды — нет и радуги.
— Вода есть, — возразил Одд. — Только замерзла.
Он слез с медвежьей спины, зажав костыль подмышкой, снял с ремня топор и пошел по льду к замершему водопаду. Оперся о костыль для прочности. И принялся махать топором. Звуки ударов железа о толстую сосульку, подхваченные эхом, отскочили от гор, окружавших долину — будто целая армия людей взялась колоть лед…
Потом раздался треск, и сосулина ростом с Одда разбилась о твердую поверхность водоема.
— Умно, — сказал медведь тоном, означающим как раз обратное. — Ты ее отломал.
— Да, — сказал Одд. Он осмотрел обломки льда, выбрал самый большой, с ровным сколом, отнес к берегу замерзшего бассейна, уложил на камень и стал смотреть.
— Это кусок льда, — сказал лис, — если кого интересует мое мнение.
— Да, — сказал Одд. — Думаю, радуги остаются во льду, когда вода замерзает.
Мальчик вытащил нож и начал процарапывать полосы на куске льда, со всей силы нажимая на лезвие.
Орел кружил высоко над ними, почти невидимый в зимнем солнечном мареве.
— Он там уже давно, — сказал медведь. — Как думаешь, может, ищет чего?
Лис сказал:
— Я за него беспокоюсь. Наверное, трудно быть орлом. Он может потеряться в этом состоянии. Когда я был лошадью…
— Ты хочешь сказать — кобылой, — хмыкнул медведь.
Лис тряхнул головой и отошел. Одд отложил нож и снова вытащил топор.
— Я часто видел радуги в снегу, — сказал он громко, чтобы лис услышал. — И на стене дома, когда солнце било сквозь сосульки с крыши. И подумал: лед — всего лишь вода, значит, в нем тоже должны быть радуги. Когда вода замерзает, радуги оказываются во льду, как в ловушке. А солнечные лучи их освобождают.
Одд встал на колено и ударил по большому куску льда. Ничего не произошло — топор отскочил и едва не попал по ноге.
— Еще раз лупанешь — и прощай, топор, — сказал лис. — Погоди-ка.
Несколько минут он рыскал по берегу пруда. Потом начал скрести снег.
— Вот, — сказал он. — Вот что тебе нужно. — И положил лапу на серый камень, очищенный от снега.
Одд взялся за камень, который легко подался из земли. Это оказался кремень. Местами серый, местами полупрозрачный, темно-розового, как лосось, цвета, он был со сколотыми краями, вроде как специально.
— Края не трожь, — сказал лис, — острые. Очень острые. Такие штуки делали на совесть, а если сработано с умом, то не затупится.
— Что это?
— Ручной топор. Здесь приносили жертвы, на том большом камне, и вот такими инструментами разделывали животных, отделяли мясо от костей.
— А ты откуда знаешь? — поинтересовался Одд.
С удовольствием и гордостью лис произнес:
— Кому, по-твоему, они жертвы приносили?
Одд принес камень к ледяному осколку. Пробежался ладонями по поверхности льда, скользкой, как рыба, и прицелился в него кремнем. Камень в руках был теплым, даже горячим.
— Он горячий, — сказал Одд.
— Неужели? — довольным голосом сказал лис.
Лед раскололся от удара именно так, как хотел Одд. Он обтесал его в форму пирамиды, с одной стороны чуть толще.
Лис и медведь стояли рядом и наблюдали. Орел спустился посмотреть, что происходит, и уселся на голую ветку дерева, неподвижный, как статуя.