про эту руку забывала, но если та к ней прикасалась, то память к ней возвращалась, и тогда ее тело откликалось – Жань Дундун поворачивалась к мужу, льнула к нему и устремлялась в объятия, безвозмездно и страстно отдавая ему всю себя без остатка. Однако сегодня она не только не откликнулась, но еще и оттолкнула его руку, словно прогоняя нарушителя, покусившегося на частную собственность. Однако рука не приняла это как настоящий отказ, а потому стала действовать еще настойчивее, еще более пылко и бесстыдно. Вдруг раздался шлепок – по руке сердито треснули, и ей пришлось отступить.

– Что с тобой? – спросил Му Дафу. – Мне что, каждый раз нужно записываться к тебе на прием?

– Все достало, – послышалось в ответ.

– Что-то конкретное достало или вообще?

Какое-то время она выдерживала паузу. На первый взгляд ее беспокоила только пара вопросов, но они влияли на все остальное, прямо как укус насекомого, который вызывает общую аллергию.

Му Дафу широко раскрыл глаза, пытаясь разглядеть выражение ее лица, но в кромешной темноте это ему не удалось, он лишь понял, что ее глаза распахнуты, словно круглосуточные камеры наблюдения.

– Попалось сложное дело? Или переживаешь, что дочь плохо написала контрольную? Досталось от начальника? Поцарапала машину? Надули в онлайн-магазине? Может, женские дни? Нелады со здоровьем? Родители заболели? Или я что-то натворил?.. – Он выложил все, что пришло ему в голову. Ему казалось – чем подробнее будут его вопросы, тем большую чуткость он проявит. Но, к сожалению, ни один из вопросов не смог разрешить ее психологических проблем, наоборот, на душе у нее стало еще хуже.

Сперва она думала применить к нему технику допроса, но ее беспокоило, что под таким давлением он начнет лгать. А ложь штука заразная, прямо как выплата процентов по кредиту, которые нужно гасить, беря все новые и новые в других местах. Не желая и дальше его томить, она поставила его перед фактом:

– Пока мы расследовали дело, я случайно узнала, что ты дважды снимал номер в отеле «Ланьху»: один раз – двадцатого числа в прошлом месяце и еще один раз – двадцатого числа в позапрошлом, с завидной регулярностью, прямо как женские дни.

Он тут же рассмеялся:

– Так вот оно что!.. Номер мы снимали с Сяо Ху и другими мужиками, чтобы перекинуться в картишки.

– Это окончательный ответ?

– Не веришь? Так это могут подтвердить камеры наблюдения, – выпалил он без тени колебания.

– Прошло слишком много времени, записей не сохранилось, – она вдруг невольно поделилась с ним таким секретом. – Если ты не ручаешься за свои слова, можешь ответить еще раз.

– Хочешь услышать то же самое еще раз?

– Хочу. Сяо Ху двадцатого числа прошлого месяца не было в городе.

– А! Так я забыл, Сяо Ху был с нами в позапрошлом месяце, а в прошлом я играл с Сяо Хэ, с Сяо Бао и с Лао Ся.

– Снова лжешь.

– Лгу?

– Двадцатого числа прошлого месяца Лао Ся целый день был на конференции.

– Ты следишь даже за моими друзьями?

– Тут и слежки никакой не нужно, достаточно просмотреть их соцсети.

– Точно, с нами тогда был Сяо Се, да какая разница, это всего лишь партнеры по игре в карты, столько времени прошло, не мудрено забыть.

– Хорошенько подумай, явка с повинной смягчает наказание.

– Я – твой муж, а не преступник.

– Если муж не говорит правду, значит, он – преступник.

Что тут еще скажешь? От злости он не нашелся с ответом, его сердце разом захлестнула лусиневская[4] скорбь, словно во всем мире не осталось и островка здравомыслия. Чтобы показать, что абсолютно чист перед ней, он сделал вид, что заснул, и демонстративно захрапел. Но она знала, что он не спит. Он знал, что она знает, что он не спит. Она знала, что он знает, что она знает, что он не спит. И все равно он притворялся. Оба так и ворочались всю ночь. Ему не нравилось, что она его проверяет, а ей не нравилось, что он ее обманывает.

Утром он приготовил шикарный завтрак, но она к нему даже не прикоснулась. Он посматривал на нее краем глаза – ее лицо по-прежнему сохраняло вчерашнее выражение, и только ради Хуаньюй она пыталась менять полную хмарь на какие-то проблески солнца. Поскольку она ничего не ела, он тоже ничего не ел, оба сидели за столом и смотрели на дочь. Когда Хуаньюй позавтракала, они взяли ее за руки каждый со своей стороны и спустились вниз, будто ничего и не произошло. Она отправилась на работу, он пошел провожать дочь в школу. Когда они прощались возле дома, она помахала Хуаньюй и улыбнулась. При этом он ясно понял, что это улыбка была адресована исключительно дочери. Впервые он осознал, что улыбка имеет конкретное направление, пусть даже на пути ее следования находитесь вы.

12

Он понимал, что этот рубеж ему, как бы то ни было, следует взять, в противном случае ее подозрения начнут расти и разбухать в геометрической прогрессии. Чтобы все это не переросло в злокачественную опухоль, следовало вырезать новообразование подчистую. Но как вырезать? Му Дафу пришлось оторваться от написания статьи под названием «О запутанном нарративе в прозе Бай Чжэнь», и теперь он расхаживал взад и вперед по кабинету, точно ходьба могла решить проблему, однако помощи ниоткуда не поступало. «Никакая игра в карты пройти этот рубеж не поможет, – размышлял он, – даже если я устрою обед, на который позову своих товарищей, она все равно не поверит, да и никто бы не поверил, наоборот – она даже заподозрит, что я их подкупил. А вот если скажу, что встречался с любовницей, – тогда точно поверит, да и любой дурак бы поверил. Нынче людей ничем обычным не убедишь, зато крайности принимаются на ура. Но заставить поверить – это не единственная цель, главное – не столько вызвать доверие, сколько не причинить зла, иначе какой от всего этого прок? К тому же придется объяснять, откуда взялась любовница? Кто она вообще такая? Когда я с ней познакомился? Сколько раз с ней встречался? Как мы с ней расстались… Тут требуется такая фантазия, чтобы все это выглядело правдоподобно, my God, но я ведь профессор, а не писатель».

Два дня Жань Дундун не возвращалась домой и, сославшись на ударную работу, ночевала прямо в участке на диване. Но он понимал, что, помимо «ударной работы», она все еще продолжает на него дуться. Вечером третьего дня он, взяв с собой Хуаньюй, направился в участок. Он даже приготовил для нее поесть, но перед самым выходом решил ничего не брать, побоявшись, что она расценит это как подлизывание. Хуаньюй, едва завидев мать, бросилась ей на шею, и они долго обнимались. Когда Жань Дундун наконец оторвалась от дочери, он заметил, как сильно она сдала за последние два дня – вокруг глаз залегли темные круги. У него резко защемило сердце. Честно говоря, ему стало ее жалко.

– Если дело такое сложное, то, может, попросишь найти себе замену?

– А у меня есть выбор делать что-то другое? Мне от природы дано раскрывать преступления, и ничего другого.

С этими словами она усадила Хуаньюй за стол перед компьютером и включила ей мультик. Он же, разглядывая висевшие на стене фотографии потерпевших и подозреваемых, засмотрелся на каких-то красоток.

– Ты их знаешь? – спросила она, забившись в угол дивана.

Опомнившись, он присел на другом краю дивана и спросил, морща нос:

– Почему тут воняет табаком?

– Это ребята курили, пока мы работали над делом.

– Ты не курила?

– Нет.

Пока они в оцепенении застыли каждый на своем краю дивана, до них то и дело доносилось веселое хихиканье Хуаньюй, что только подчеркивало возникшую в комнате официальную атмосферу. Со стороны могло показаться, что им абсолютно нечего друг другу сказать, но на самом деле каждого переполняли буквально рвавшиеся с уст слова. Тем не менее оба считали, что лучше