Дома он вдруг лишил ее права заниматься домашним хозяйством. Вот он кинул в таз овощи, и она, тут же закатав рукава, приготовилась их помыть, тогда он самым угодливым тоном произнес: мол, отойди в сторонку. Потом, после ужина, она вызвалась помыть посуду. А он в ответ: «Ты и так вкалываешь на работе, эта рутина точно не для тебя». Не успел он закончить фразу, как уже устроился у раковины. Тогда она решила было помочь с уроками Хуаньюй, но он, высунувшись из кухни, сказал, что в этом деле важна система, так что не стоит вносить путаницу. Она вытащила пылесос, чтобы прибраться, но тот почему-то не включался. Когда же на кнопочку пылесоса нажал он, тот тут же исправно загудел. Двигая щеткой, Му Дафу объяснил: «Ты слишком занята, наша техника с тобой незнакома». Она же подумала, что пока муж таким вот изощренным способом наказывает ее, он одновременно ущемляет ее положение в семье. И пускай ее освободили от физического труда, ее разум ничуть не отдыхал. Она рассуждала так: «Пока тебя намеренно отстраняют от домашних дел, не значит ли это, что семья просто-напросто выкидывает тебя за борт?» К счастью, она вовремя переключила мысли и решила принять все это исключительно как проявление заботы с его стороны.

Помимо этого, теперь он всячески избегал к ней прикасаться. Принимая из ее рук тот же пылесос, он очень постарался избежать физического контакта с ней, словно она была каким-нибудь вирусом. Столкнувшись с ней в дверном проеме, он уклонился настолько явно, что, даже заполни она все пространство, он все равно проскользнул бы мимо, не задев ее. Когда же она специально хлопнула его по руке, он шарахнулся от нее так, словно встретился с каким-нибудь пришельцем или вампиром.

Покончив с домашними делами, Му Дафу снова засел в кабинете за написание статьи про «запутанный нарратив». Она заварила чашку чая и принесла ему прямо в кабинет, но он с головой зарылся в компьютер. Она намеренно протянула ему чашку, словно проверяя, возьмет он ее все-таки или нет? Он не взял, лишь сказал: «Поставь там». Когда наступил вечер, он принял душ, но все равно тянул время и не ложился в постель, словно поджидая, когда она уснет. На этот раз пришла ее очередь притворяться, и тогда она сперва засопела, а потом даже деликатно, не выходя за рамки приличий, захрапела. Лишь после этого он аккуратно прилег, устроившись на самом краешке кровати, тем самым максимально обозначив свое «дистанцирование». Она положила на него руку, точь-в-точь как в прошлый раз это сделал он. Тотчас последовал «симметричный ответ»: он отшвырнул ее руку так же, как в прошлый раз это сделала она.

«Как будто это я виновата, – удивилась про себя Жань Дундун, – это же он скрывает, зачем ему понадобилось снимать номер. К чему теперь все валить с больной головы на здоровую?» Переломный момент случился в номере 2066, в тот самый момент, когда она оттолкнула его. Даже если конкретно тогда он вел себя как подобает, его правота была лишь частичной, что никак не оправдывало его косяков в целом. Не в силах сдержаться, ее «подсознание», словно отличник, рвалось проявить себя во всей красе. Она сказала:

– Когда ты ушел, я сходила в массажный кабинет, теперь вся картина мне ясна, и все-таки хочется услышать правду из твоих уст.

– Я уже все сказал, – произнес он ледяным тоном, даже в словах соблюдая дистанцию.

– Это не ответ, – она одновременно и сдерживала себя, и все же продолжала гнуть свою линию, из-за чего между ее намерениями и словами возникло разногласие.

– Ты ведь поверишь только в том случае, если я признаюсь в своих грехах, – отчаянно заявил он.

– В самом деле? – У нее бешено заколотилось сердце, она впервые испугалась, что услышит правду.

– Ведь только такой ответ, по-твоему, будет настоящим?

– Прости, ничего я не узнавала, просто хотела тебя напугать.

– Тогда я последний раз говорю, что просто делал массаж.

– Не врешь?

– Ты издеваешься?

Он резко сел и со всей дури нажал на выключатель лампы. Спальню тут же залил яркий свет, и вся его мимика оказалась как на ладони. «Эх, Му Дафу, Му Дафу, – подумала она, – зачем ты только включил этот свет, совсем забыл, кем я работаю. Ты пытаешься выстроить свою защиту с помощью психологической атаки – настойчиво повторяешь одно и то же, притворяешься рассерженным, при этом пожимаешь плечами, трогаешь себя за нос, отводишь взгляд. Все это, включая язык тела, выдает тебя с потрохами. За этот твой трюк со светом нам придется заплатить немалую цену…» Она не осмелилась и дальше разгонять свои мысли, а потому так же резко выключила лампу.

– Почему ты так боишься света? – спросил он, снова со всего маху нажимая на выключатель.

Она знала, что когда человек чего-нибудь боится, то предпочитает обвинять в этом другого. Виноватый зачастую использует слабость как оружие. Но вместо того, чтобы разоблачать мужа, она лишь посмотрела на него, да так выразительно, что он сам поспешил вырубить свет.

14

Он не мог выносить ее взгляда, который, словно рентгеновские лучи, пронизывал до самых костей. «А ведь когда-то выражение ее глаз было совсем другим, иначе как бы я осмелился на ней жениться?»

Когда он впервые увидел ее, ему показалось, что ее взгляд похож на нежнейшее прикосновение, она словно легонько притронулась к его лицу и тут же отпрянула, даже не то чтобы посмотрела на него – всего лишь протестировала его мимику. Это произошло у нее дома, когда ее отец пригласил его в гости выпить. То был лишь предлог, на самом деле тот хотел попросить его написать одну рецензию. Ее отец, Жань Бумо, будучи журналистом со стажем, перед выходом на пенсию собрал все свои репортажи и выпустил их отдельным сборником, и теперь ему срочно требовалась реклама. Так вышло, что его другом оказался научный руководитель Му Дафу, который, собственно, и порекомендовал последнего в качестве рецензента.

В то время Му Дафу был известен в научных кругах своей дерзостью, эта дерзость состояла в том, что он осмелился критиковать прозу Лу Синя и Шэнь Цунвэня. Апеллируя к идейности Лу Синя, он критиковал слабые стороны Шэнь Цунвэня, и в то же время признавая художественное мастерство Шэнь Цунвэня, он критиковал слабые стороны Лу Синя. Словно какой-нибудь подстрекатель, он сталкивал лбами двух признанных корифеев, после чего выступал в качестве рефери. Если бы все-таки понадобилось выбрать лучшего современного писателя, то лично он остановил бы свой выбор на Юй Дафу. А все потому, что Юй Дафу обладал подкупающей искренностью, которая трогала сердца людей. В своей откровенности этот писатель дошел до того, что переложил на бумагу свой опыт общения с блудницами, который почерпнул, пока учился в Японии. Му Дафу казалось, что за многие тысячелетия в среде китайских литераторов наплодилось слишком много лицемеров. Но если ты боишься покопаться в собственной душе, то как можно замахиваться на то, чтобы копаться в национальном характере? Но когда его уже начало, что называется, заносить на поворотах, нашелся некто, кто объяснил, что, восторгаясь Юй Дафу, он на самом деле восторгается собой, и поскольку по именам они являлись тезками, Му Дафу подсознательно досадовал, что фамилия у него все-таки другая.

Разумеется, что сборник Жань Бумо ему совершенно не приглянулся, а на приглашение он откликнулся лишь потому, что не хотел портить отношения с научным руководителем, которому собирался сообщить, что прочесть сборник он добросовестно прочел, но в рецензии так же добросовестно отказал. Однако присаживаясь за стол, он никак не ожидал, что дверь вдруг распахнется и в комнату войдет молоденькая девушка. Ее