Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я не знаю, где она, – попробовал отбиться Шурка.
– Как это не знаешь?
– Да не знаю!
Женщина-голубь тотчас вцепилась ему в рубашку и второй рукой, на ней тоже блеснули кольца.
– Как это не знаешь? Мне она очень нужна. Мы же подруги.
На них уже косились прохожие.
Автомобиль нетерпеливо погудел. Через заднее стекло была видна голова на тоненькой шее. И меховой воротник. Мальчик в машине тоже сидел в пальто, причем зимнем. Шурка не успел удивиться.
Женщина сказала еще что-то, но ее слова перемололо хрустом и стуком шагов: мимо колонной шли солдаты. Они улыбались. Шурка помахал им. Они шли навстречу победе! В темно-зеленой форме, с мешками и винтовками. Рядом шли женщины. Рядом, но на расстоянии. Шли и молчали. И только это напоминало о том, что солдаты эти еще несколько дней назад были самыми обычными скучными мужьями и отцами – учителями, продавцами, слесарями, бухгалтерами.
– Дяденька! – крикнул с тротуара какой-то мелкий. – Вы на фронт, дяденька? Немцев бить?
Вот дурачок, подумал Шурка. Ясно же – на самый фронт. Бить немцев. Болваны немцы, нашли с кем связаться – с Советским Союзом! Ну и зададим мы им!..
За колонной шагали мальчишки.
– А знаешь что? – вдруг осенило женщину. – У меня для тебя подарок.
Но хватку не разжала.
– Подарок?
– Ага. Я чуть не забыла.
Она потащила его за собой. Перегнулась над открытым ртом багажника. Наклонилась к узлам. Ей для этого пришлось встать на цыпочки – шуба гнуться не хотела. Копалась, копалась. Вынула что-то, потом засунула обратно.
– Вы что, уезжаете? – полюбопытствовал Шурка.
Руки в багажнике замерли. Красное потное лицо повернулось к нему.
– Ты что! Никуда мы не уезжаем. Мы просто в гости, к родственникам, – и затараторила: – Война скоро кончится, через неделю-другую. Враг будет разгромлен на его территории. Как с финнами было.
Шурка хотел возразить: радио сказало, что немецкие войска уже вторглись в СССР, хотя и несут громадные потери.
Испугалась она, что ли? Чего? Война ведь правда скоро кончится, думал Шурка.
– Ты ведь Бобка?
– Я Шурка.
В руках у нее был плюшевый мишка. Потрепанный, вместо одного глаза торчал хвостик ниток. Через овальное окошко в задней стенке автомобиля Шурка увидел, как мальчик заелозил на сиденье, повернулся конопатым лицом и даже что-то сказал, но за стеклом, в тарахтении мотора не было слышно.
– Ах да, точно, Шурка. Смотри. Нравится?
У Шурки загорелись глаза: ему этот мишка был ни к чему, но Бобке!.. Бобке мишка был в самый раз. От радости Шурка даже не обратил внимания, что подруга тети Веры плоховато знала, кто есть кто. Странно для подруги-то.
Но Шуркины руки поймали только воздух.
– Я тебе его отдам, если ты будешь хорошим мальчиком. – Женщина-голубь завела мишку себе за спину. – Так где же тетя Вера? Где она теперь работает?
– На «Советской звезде». Фабрика такая.
– Я знаю, что фабрика. Забыла просто.
Шурка схватил мишку из протянутых рук. И одновременно из окна автомобиля высунулась голова в фуражке:
– Ну, Катя, ну! Мы тут уже сварились.
А верх у фуражки был голубым. Прислужник Ворона! Никогда в жизни Шурка не забыл бы, что значит эта голубая фуражка.
Женщина-голубь с трудом лезла в автомобиль, суча короткими ножками в полусапожках. Дверца хлопнула. Шурку обдало голубоватым бензиновым дымом. От автомобиля остался только запах.
Не было вроде ничего плохого в том, чтобы подсказать, где найти подругу. Но почему-то мишка в руках у Шурки вмиг сделался тяжеленным, будто каменным.
От варенья каша стала чуть розоватой. Но все такой же склизкой. Бобка провел ложкой по каше – получилась канавка. И две маленькие каши – правая и левая. По отдельности они казались уже не такими безнадежными. И Бобка провел еще одну канавку, поперек. Четыре маленькие каши. Совсем маленькие. Но не одна, а четыре!
– Таня, – позвал он.
Сестра глядела сурово, руки скрещены на груди.
– Не выпущу, пока не съешь.
Бобка обреченно вздохнул. Он не любил врать.
– Чего? – насторожилась сестра.
– Я, Танечка, эту кашу мигом съем. Только что-то она теперь совсем не соленая.
– Ты же только что говорил – совсем не сладкая! Я же тебе варенье положила! И какао!
Бобка опять вздохнул.
– Немножко соли. Совсем чуть-чуть.
Таня нехотя сползла со стула.
– Ну, Бобка, только попробуй потом опять что-то выдумать!
И пошла за солью.
Идти надо было по длинному общему коридору, мимо соседских дверей, на кухню – там соль висела в деревянной коробочке над их столом. А потом по длинному коридору обратно. За это время можно много успеть.
Едва за Таней закрылась дверь, Бобка выскочил из-за стола с тарелкой в руках. Подлетел к резиновой галоше, которая валялась на полу среди разбросанных вещей. Брать с собой галоши тетя Вера не собиралась. Работая ложкой, Бобка быстро переложил кашу в новую посудину. Предусмотрительно оставил в тарелке немного. Задвинул потяжелевшую галошу так далеко под кровать, как только мог дотянуться. Поспешно уселся на место, метнул тарелку на стол. Заметил серую колбаску пыли, приставшую к рукаву, сдул ее на пол.
Когда Таня вернулась с солью, Бобка уже подносил ложку ко рту. Только учащенный стук сердца напоминал о его проделке. Но стука сердца Таня, по счастью, слышать не могла.
– Ты же говорил, что соли мало, – опять начала сердиться сестра. Но все равно обрадовалась, что каши теперь совсем на донышке.
Бобка молча добавил соли. Перемешал. Сунул ложку в рот.
– Ладно, можешь не доедать, – смягчилась Таня.
И тут заметила мишку. Краешек скатерти, видно, сполз с него от Бобкиных маневров.
– А это еще что такое? – она взяла мишку в руки. – Откуда это у тебя, Бобка?
Клятва, которую он дал старшему брату, была страшной. И Бобка пожал плечами:
– Не знаю.
– Как это?
– Он сам, – ответил Бобка.
– Мишка?
– Ну голу-у-убушка, ну ми-и-и-иленькая! Ну у-у-у-умница… – донеслось из коридора.
Голос тети Веры пробормотал что-то в ответ.
Таня и Бобка глядели друг на друга.
Послышалось ясное тети-Верино:
– Мы сами уезжаем.
И оба голоса точно легким ветром отнесло прочь, к входной двери.