— Как же, нормально! Сидишь бледная вся, пальто уронила. На, — она вложила мне в руки что-то мягкое, — надень. Простудишься ведь.

С огромным усилием, прямо-таки нечеловеческим, я заставила себя подняться и надеть пальто. Но холода так и не почувствовала. Стоп. Потеря контроля? Нет-нет-нет! Мне резко стало лучше от одной только мысли, что я могла оказаться виноватой ещё и в этом. Еле переставляя ноги, вышла за пределы остановки и поплелась домой. Нужно попытаться вывести метку сущности. Тень бы побрала этого Дена! Зачем он это сделал?

С каждым шагом мне становилось лучше, я злилась. Правда, больше на Дениса, чем на себя. Если бы удалось убрать метку, то никто ничего и не узнал бы и меня не наказали бы. Всё будет нормально. Две недели в Москве! Это целый мешок времени.

Дома меня снова атаковала паника, особенно после того, как я поняла, что татуировку не вывести доступными способами. Придётся или скрывать её или искать кого-то, кто сможет помочь. Только вот никто из Фениксов никогда не возьмется за такое. Даже под страхом смерти.

В каком-то ступоре я села на кровать, глядя прямо перед собой сквозь мебель и стены, сквозь людей в соседней квартире. Фениксы и экзистенциалисты никогда не работали вместе плотно, всегда на расстоянии. Наши силы направлены на одни и те же объекты — людей, попавших под влияние противоестественных сил. Они иногда называют эти силы демонами, проклятиями, одержимостью, болезнями, расстройствами психики.

Что делаем мы, Фениксы? Выжигаем. До тла сжигаем всё, что связано с влиянием, не оставляем ничего, — человек пуст и чист, почти как ребенок. Наблюдать со стороны за этим очень страшно, устранять последствия — противно. Люди сопротивляются, остервенело дерутся, уничтожая всё, что попадается им под руку. Каждый раз после зачистки я чувствую себя на грани глубокой депрессии.

Экзистенциалисты действуют иначе. Если мы меняем человека, и только потом восстанавливаем реальность, то они — меняют человека, искажая реальность. Это менее эффективно, долго и не всегда безопасно. Поэтому они работают только в особых случаях, когда мы бессильны, ибо их дело — тоньше и деликатнее. Бывает, что экзистенциалисты приходят уже после нас, чтобы исправить то, что натворил человек, находящийся под влиянием — чаще в тех случаях, когда нарушены ментальные связи.

Перед глазами возник образ спящего Дена. Сущности. Экзистенциалисты среднего уровня, работают топорнее, без изящества и не всегда точно. Не доросли до того, чтобы видеть суть вещей. Чтобы изменить реальность, они меняют себя. А дальше по инерции изменяется то, что их окружает. Похоже, именно так работает Денис. Его тело — как холст, что нарисует, то и будет. Даже изменения настроения должны отражаться.

Теперь я поняла, почему не узнала комнату утром. Но надо отдать ему должное, у него великолепные навыки, очень эстетичные и точные. Но, к сожалению, настоящим экзистенциалистом ему не стать, природа не та.

Мне теперь тоже не подняться в ранге. Как бы вообще не опуститься в самый низ из-за метки. Какого она характера? Следящая или будет потихоньку вытаскивать из меня силу? Дена теперь не найти, если он сам не захочет этого. Сущности потрясающе скрываются. Не любят быть на виду. Но он явно в городе не сам по себе, чья он сущность?

Мои размышления прервал звук открывающейся двери. Сердце сжалось от предчувствия. Я медленно поднялась и с опущенной головой вышла в коридор. Мне не надо было поднимать взгляд, чтобы понять, кто стоит в коридоре. Воздух заметно накалился, стало жарко и очень душно. Он что? Решил меня спалить?

— Ада, — ох уж этот голос, низкий, басистый. Он всегда так говорит, когда страшно зол. Нет. Когда в гневе! Учитель Сёртун.

— Простите, — я не нашла ничего лучше, чем упасть на колени и разрыдаться. Жутко страшно. Лишь бы он ничего не говорил. Не надо, не надо говорить!

— Когда ты начнёшь себя контролировать? Хоть бы проверяла, к кому в постель прыгаешь! Ты позоришь Фениксов!

— Я не знала, правда не знала, — рыдала я. — Не бывает сущностей в Москве, не бывает! У меня перерыв в работе, почти маленький отпуск, я расслабилась.

— Ада! Нельзя терять бдительность! Сущность! Искажающий реальность. Ты не подумала, что можешь быть теперь искажена? Нет? Как можно так рисковать! Ты — Феникс! Отличный! Вас так мало осталось, а ты… — каждое его слово было похоже на гвоздь, которым меня прибивали к полу. Жутко больно и горячо, особенно дышать. Воздух раскалился до предела, ещё немного, и кожа начнёт покрываться волдырями.

— Ошиблась, виновата! — я упала на пол, прикрывая голову руками — так легче дышалось.

— Если бы контролировала свои животные порывы, то ничего бы не случилось. Что за дикая жадность до телесных удовольствий? Случайные связи, Ада! Мне даже говорить противно.

— Мне нечего сказать в оправдание, — стыдно, кошмарно стыдно, до тошноты. А внутри всё равно продолжало скрестись чувство удовлетворения, мне невероятно понравилось с Деном. Такая страсть, все желания совпадали. Даром что сущность!

— Ада! Я же знаю, о чём ты думаешь! — возмутился учитель, заставляя меня сжаться ещё сильнее. — Он оставил метку, да? Показывай.

Я подползла к его ногам и выставила вперед руку, предусмотрительно задрав рукав. Учитель Сёртун опустился ко мне и, кажется, стал внимательно изучать рисунок. Его молчание напугало ещё больше. Уж лучше бы говорил!

— Что там? — не выдержала я, от страха всё тело сводило судорогой.

— Если хочешь избавиться от неё, то могу предложить только один действенный способ, — мрачно произнес учитель.

— Какой?

— Отрубить руку, — он встал, и жар чуть поубавился.

— Нет. Нет-нет-нет! Она нужна мне! Нужна! — я всё ещё боялась подняться с пола.

— Новая вырастет, не такая красивая, конечно, но… Годик походишь с одной, ничего.

Вместо слов из моего рта вырвались дикие рыдания. Не хотелось расставаться с рукой, не хотелось признавать свою ошибку и сделать промах достоянием общественности. Как после этого смотреть в глаза Фениксам? А если на работе столкнусь с экзистенциалистами?

— Ада, это не просто метка. Тот, кто её поставил, не хочет от тебя ни силы, ни слежки.

— Что тогда?

— Он отметил тебя своей парой.

— А? — я подняла голову и увидела усмехающееся лицо учителя. Его болотно-золотые глаза с легким укором смотрели на меня, волосы были уложены не так тщательно, как обычно, — заметно по выбившимся золотым прядям из-под бордового капюшона. А мантия как всегда — чистейшая, по подолу расшитая золотыми перьями. Красиво. И страшно.

— Пошутил. Зло и по-собственнически. Ему-то за это ничего не будет, а вот тебе придется несладко.