— Амада Мазу?

— Верно. Теперь приготовься услышать самое главное. Мазу приказал Туро любой ценой найти и отбить экипаж русского вертолета. Так что несколько дней предлагаю не дергаться, а тихо посидеть в лагере — о нем повстанцам ничего не известно. Когда поисковая операция перетечет в завершающую фазу, осторожно проведешь разведку деревни.

— Какова численность поисковой группы?

— Приблизительно двадцать пять — тридцать человек, но состав группы периодически меняется.

— Скоро начнется сезон дождей, и остров, на котором находится лагерь, почти полностью уйдет под воду, — напомнил капитан. — Алекс, мои люди измотаны марш-бросками и духотой. Нам требуется нормальный отдых.

— Не волнуйся, мы эвакуируем вас до начала дождей. Удачи, «Босфор»! Регулярно докладывай о своих вылазках.

— Понял.

— До связи…

— …Несколькими годами позже мне довелось побывать в Питере вторично, — с загадочной и слегка ехидной улыбочкой продолжал рассказ Михаил. — У меня случился лейтенантский отпуск, и переехавший в Питер друг детства пригласил в гости. Помня о первых впечатлениях, я долго отказывался, но он пообещал: «Будем бухать на родительской даче и в город даже не сунемся». В общем, ничего не предвещало беды…

Прямоугольный бревенчатый блиндаж, где обитали вертолетчики, был небольшим — около двадцати пяти квадратных метров. Вдоль длинной западной стенки стоял топчан, собранный из тонких отесанных бревен. На общей лежанке с относительным удобством могло разместиться до двенадцати человек. Поверх бревенчатого настила спецназовцы набросали свежих пальмовых и тростниковых листьев. Каждая из длинных стен блиндажа имела узкие окошки, которые при обороне использовались в качестве бойниц. Дерево не пропускало внутрь помещения невыносимое пекло, а благодаря грамотному расположению окон здесь гулял приятный сквознячок.

— …Другана звали Витькой. Учился он на последнем курсе университета, но в аудитории появлялся крайне редко, так как в основном подрабатывал экспедитором в какой-то компании — сопровождал продуктовые фуры и рефрижераторы в Финляндию и обратно. В общем, я повелся на его уговоры и поехал, — приняв сидячее положение, закурил Гусенко.

— И что же? — поправил Равиль сетку на окне. — Опять обломился на бабе?

— Нет, баб в тот раз не было. Мы действительно отправились на дачу, где истопили ядреную русскую баню, парились, пили ледяную водочку под отменную закуску и вспоминали юность. Все было отлично: отдохнули, погрели косточки, нажрались в зюзю… И вдруг звонок на сотовый друга. «Да, слушаю. Что? Почему я? У меня же выходные!.. Опять некому ехать?… Да вы уже достали, суки! Что?… Оплата по двойному тарифу?… Сейчас… дайте подумать… Ладно, черт с вами — собираюсь…» Короче, сосватало ему начальство внеочередную поездку в Финляндию за партией продуктов…

Лежа на жестком самодельном топчане, Карбанов в «фоновом режиме» слушал второго пилота, а заодно размышлял над тем, что произойдет, если придется задержаться на острове дольше расчетного срока. Утром за завтраком возле кострища он заметил на небе редкие облачка, впервые появившиеся за последние пару месяцев. «Дурной знак, — подумал Николай. — Через два-три дня их станет гораздо больше, потом небо полностью затянет, и польют обильные тропические дожди. Не выживем мы на этом острове. Как пить дать, не выживем…»

— …Мы с Витькой едва стояли на ногах. Я думал, он шутит насчет поездки, но ошибался. «Поехали, — говорит, — в Хельсинки есть Сенатская площадь, как две капли воды похожая на нашу Дворцовую». А мне и питерская площадь была по барабану, не говоря уж о финской.

— Неужели согласился? — прыснул смешком Равиль.

— Представьте, да. Не знаю, что на меня нашло, но согласился. Оделись, выпили крепкого кофе, кое-как выбрались на шоссе, где нас подобрал огромный рефрижератор, и поехали в сторону заката.

Прервав свои размышления, Николай поинтересовался:

— Водитель-то хоть был трезвый?

— Да, с ним был полный порядок. Увидев нас в таком непотребном виде, он долго ржал, потом угостил крепким чаем.

— И что же?

— Как ехали до границы, честно говоря, не помню. За пяток километров до таможни и погранцов остановились. Меня засунули в холодильник меж каких-то ящиков, предварительно завернув в имевшиеся у водилы тряпки и влив внутрь весь оставшийся у нас алкоголь.

— И тебя при проверке не заметили?!

— Понятия не имею — я вырубился и проспал мертвецким сном до пункта назначения. Потом Витька меня разбудил, и мы полдня болтались по Хельсинки с дикой головной болью. Помню каких-то людей, говорящих на странном языке, словно в горле у каждого застряло по огромной рыбьей кости. Помню Сенатскую площадь, которая совершенно не похожа на Дворцовую, и еще более мерзкую погоду, чем в Питере.

— Неужели и обратно трясся в холодильнике? — поинтересовался Карбанов, осуждающе качая головой.

— Ну а как же?! Если уж получать «удовольствие», то по полной! Три часа в жутком холоде и адском алкогольном угаре. Затем счастливая встреча с Родиной, сутки коньячной терапии, две недели с воспалением легких и проблема с гарнизонными врачами при прохождении очередной медкомиссии — вот полный перечень «позитива» от моего вторичного посещения Питера. А, нет, забыл еще одну «плюшку» — так сказать, премиальную.

— Какую?

— Три года я потом кричал во сне, когда мне снилась северная столица.

— Да, не самые лучшие у тебя воспоминания об этом замечательном городе, — посмеиваясь, встал с лежанки командир.

— Это далеко не все. При желании весь мой негатив можно опубликовать — получился бы увесистый трехтомник.

Выглянув в оконце, Николай навскидку определил по солнцу время и предложил:

— Ну что, парни, не пора ли нам размяться?

— За хворостом? — подскочил бортовой техник.

— Да. Пошли, прогуляемся. Заодно дослушаем рассказ Михаила…

Яковлев с Конопко вернулись со склада к кострищу как раз в тот момент, когда Власов закончил сеанс связи с Алексом и вернул гарнитуру Стрельцову. Вскоре подошел и Лисин, так как следить за вертолетчиками больше не требовалось — те вышли из блиндажа.

— Мы за хворостом, — обронил Карбанов.

— Давайте, — кивнул Власов. — И будем готовить ужин…

Севший рядом Георгий Лисин догадался о том, что после связи с боссом у командира появилась свежая информация.

— Чем обрадуешь, Серега? — тихо справился он.

Дождавшись, когда авиаторы исчезнут в зарослях, тот негромко объявил:

— Точка эвакуации определена — это заброшенная деревня Сапа в десяти километрах к северу. Кажется, на ее территории имеется подходящая площадка для посадки «вертушки». Ранее в Сапе проживало около сотни человек, занимавшихся вырубкой и обработкой леса. Сейчас пусто, но, по сообщению Алекса, в ней регулярно появляются люди некоего Касала Кавы — одного из подчиненных начальника штаба повстанцев Мазу.