— Постой пока тут, я за шапкой схожу. Нос свой никуда не суй только.

Дома повыше на всклокоченных склонах были будто крошки в бороде — и так же внезапно, казалось, могли выпасть. Но простояли они так два-три поколения, и каскады снега, оползни дождя и потуги весеннего ветра старались сшибить их со склонов, чтоб покатились кубарем, но так и не раскачали. По всем подъемам вились тропинки — между деревьями, по каменным карнизам, от дома к дому, и, будь погода получше, Ри бы показалось, что деревушка это волшебная — если какое-то место может быть заколдованным и не слишком дружелюбным. Выше по дороге она увидела колеи, но они вели из распадка в другую сторону. Долгая дорога до каких-нибудь полезных мест, но в том направлении не нужно расчищать дорогу до шоссе.

Женщина вышла из дома и спустилась с крыльца, стараясь не поскользнуться на обледенелых ступеньках, — теперь на ней была ковбойская шляпа перламутрового оттенка, с голубым пером под лентой. Косяк ее додымил почти до конца, и она протянула его Ри, та взяла и затянулась. Женщина сказала:

— Хотя я тебя, вообще-то, знаю. Видела на вечерах встречи в Роки-Дроп.

— Мы не всегда ездим.

— Ты как-то раз хорошенько по жопе надавала одному жирдяю Бошеллу, который тебе на платье сморкнулся, правда?

— Вы это видели?

— Запустила в него тарелкой фаршированных яиц, а потом харей в землю ткнула и заставила просить прощенья. И у тебя еще у мамаши чердак потек, правильно? И живешь ты там рядом с Белявым Милтоном?

— Ага. Это я и есть.

— Меня Меган звать. И я знала Джессапа, когда его видала, только мы не разговаривали.

— Вы его знали?

Ри вытянула косяк до пяточки и вернула Меган. Та сунула в рот и проглотила, потом сказала:

— Знала, когда тут видала, в смысле. И слыхала, чего он делает.

— А. Ну, он фен варит.

— Миленькая, они все так сейчас. Вслух и говорить не надо.

Ри с Меган двинулись к Малышу Артуру, ботинки скрипели в снегу, за ними тянулись собаки, стуча им по лодыжкам хвостами, а то выскакивая вперед пробить собой сугробы. Пока они шли, двери домов открывались, на них смотрели. Меган махала людям, ей махали в ответ, и двери закрывались. Каменные лица домов ловили снег своими буграми и морщинами — они были похожи на идеальные утесы в глухомани.

Малыш Артур жил повыше на склоне, почти у самого гребня. Дом у него был сложен больше из дерева, чем из камня, но и камня там хватало. С крутой стороны дома за кухонной дверью было крыльцо, но ступени и сваи обвалились, и пол без поддержки висел над адским обрывом — заманчиво скверная мысль для того, кто улетел так высоко, что может и дальше полетать. Возле дома ржавели две изрешеченные пулями бочки и другой железный мусор, а у стены, как летнюю скамейку, установили драное бежевое автомобильное сиденье. Когда они подошли, в переднем окне замаячил какой-то силуэт.

Меган сказала:

— Если он на фене последние день-другой, лучше просто развернуться, милая, и сразу уйти. Даже не пытайся ему что-то излагать, когда он такой, потому что в нем столько срани, что ни черта он не сможет.

— Я Малыша Артура знаю. И он меня знает. Мне надо папу найти.

Открылась дверь, и Малыш Артур улыбнулся Ри, сказал:

— Так и знал — я тебе снился, правда?

— Она Джессапа ищет — ты его видел?

— Хочешь сказать — не меня? Ты правда не меня ищешь, Рути?

— Меня Ри звать, козел. И я тут только папу ищу.

— Козел? Хм-м. А мне нравятся девчонки, которые обзываются, — очень они мне нравятся, драгоценненькие, и нравятся они мне до тех пор, пока совсем мне нравиться не перестают, вот ну нисколечки. А если до такого, блядь, доходит, то всегда хоть ну прямо плачь.

У Малыша Артура в щуплом теле были намешаны наглость и говорливость, а след за ним тянулся такой, что позу его подкреплял. На голове — спутанное гнездо темных волос, темные же колючие глаза, редкие кучерявые бачки и злые зубки. Даже без фена в крови он всегда казался на взводе — точно в любой миг мухой сорвется с места, где бы ни стоял. На нем была пара клетчатых рубашек, одна заправлена, вторая расстегнута, а из-под пряжки ремня торчала черная рукоять пистолета.

— Входите, дамы, — или ты уже уходишь, Мег?

— Думаю, чутка подзадержусь. Прохладно на улице.

— Как угодно. Садитесь где хотите.

В доме пахло старым пивом, старым жиром, старым дымом. В это время суток никакой свежий свет в окна не проникал, там стоял полумрак, как в стоке. Большая комната — длинная, но узкая, поэтому требовалось протискиваться мимо большого квадратного стола, чтобы перебраться в другой конец. В тарелки и сковородки стряхивали пепел, и они, заваленные окурками, стояли на столе, на полу, на обоих подоконниках. Еще поперек стола, поблескивая, лежало раскрытое помповое ружье.

Меган присела на край стола, Малыш Артур — тоже. Ри протиснулась мимо них встать у окна, сказала:

— Я ненадолго, мужик. Мне надо папу найти, вот подумала: может, ты его видел, может, вы опять вдвоем чего-то мутите.

— He-а. С самой весны и не видал, малыша. Только у вас и встречались.

Когда он сказал «весны», Ри отвернулась, выглянула в окно — серый вид. Папа тогда, весной, пустил на выходные к ним домой Малыша Артура, Хэслэма Тэнкерсли и двух Милтонов, Паука и Кашля, — отсидеться. С ними появилась зараза всевозможных видов, и по дому разлилось какое-то возбуждение. Малыш Артур разок помог Ри делать сэндвичи на обед, и помогал как-то так приятно, а потом дал ей сжевать горсть грибов и сказал, что жареная колбаса от них на вкус будет такая же, как золото на вид, она и съела.

— И с тех пор его нигде не видел?

— Не-а.

— Но он куда-то из дома постоянно сваливал — не знаешь куда?

— Тебе в уши кошки насрали, девочка?

Когда грибы подействовали, она ощутила, как к ней из ее собственной груди взывают некоторые боги, подчинилась их призывам, вышла во двор и поднялась к деревьям по солнечному склону. Чувствовала, что вся липкая — липкая от слюней любви, что разные боги, собравшиеся внутри, наспускали на нее, — и, не прекращая улыбаться, пошла бродить по лесам, намереваясь бабочек себе насобирать и ухаживать за этими зверьками, пока не дадут молока, или же валяться в грязи, пока через кожу не почувствует Китай.

— Мне надо его найти — он под залог себе отписал все, что у нас есть. Если сбежит, мы в чистом поле жить будем, как собаки, блядь, какие-нибудь.

— Увижу чувака — так и передам. Но мне он что-то уже давненько не попадался.

Тогда он пошел за нею вверх по склону, и в лесной тени они сколько-то перекидывались улыбками, а потом он обнял ее и повалил на землю, и она ощутила неимоверное таяние себя, перетекание из одного облика в какой-то другой, и объятья его развернули ее на колени, юбка у нее подлетела кверху, и Малыш Артур тоже встал на колени в этой ее луже объятий богов и чуда.