— Этим койотам? Не. Нафиг надо. Маловероятно, чтоб они тебя сожрали.

— А дадим еды, так и вовсе не слопают.

Сынок сказал:

— Да пристрелить их. Как придут вынюхивать — сразу между глаз им залепить.

— Но они ж на собак похожи, — сказал Гарольд. — Собаки — они, по-моему, нормальные, даже когда голодные.

Ри сказала:

— Если еду выставить, они только ближе подойдут. Вот так они сами под пулю и лезут, Гарольд. Не надо им выставлять никакой жратвы. Вроде бы хорошо им делаешь, а на самом деле — нет. Ты их только под выстрел подманиваешь, вот и все.

— Но слышно же, какие они голодные.

Над горизонтом дальнего хребта возник автобус, покатился к ним — быстрее по расчищенному асфальту, чем казалось безопасно. Мистер Игэн остановился возле них, открыл дверь, сказал:

— Быстро. Быстро.

Мальчишки залезли и пошли вглубь, Ри — следом.

— Подвезете сегодня?

Мистеру Игэну под полтинник — обмякающая куча мяса, под густой серой щетиной на лице болтаются лишние подбородки, жидкие бледные волосы. У него была хромая нога, он ее приволакивал, а когда спрашивали, отвечал: «Если старина Оррик, четырехглазый, тебя когда позовет оленей с фонарем промышлять — не ходи».

Он улыбнулся Ри, потянул за рычаг, и дверь закрылась.

— Опять в школу пошла?

— Не. Подъехать надо.

— Нормалек. Мне тебя тут не хватает.

— Что, правда?

— Ну. Чуть вообще ездить не бросил, когда ты перестала.

— Чухня какая.

— Не чухня, принцесса. Когда тебя тут нет, так и солнце, считай, не светит.

Ри села за спиной мистера Игэна. Ухмыльнулась мальчишкам через проход. Ткнула пальцем себе в голову и покрутила возле уха. Автобус ходко мчался по шоссе. Она спросила:

— Ты мне в штанишки, что ли, залезть надеешься?

— Не говори гадостей, Ри.

— Ой. Так обидно слышать, что у нас с тобой все.

— Да я тебя с шести лет возил. — Автобус мчался мимо леса так быстро, что казалось — деревья текут. Долгие утренние тени от высоких стволов мелькали спицами на свету, и темное кружило со светлым, темное со светлым, в автобусе глаза слепило. — Я счастливо разведен, и насос у меня нестойкий. Не дразни меня, не то попутаю.

— Ладно, все равно спасибо.

— Чего там, принцесса, — я же знаю, из этой чертовой глухомани нидокуда пешком не дойдешь.

Школьный участок состоял из двух зданий, и оба напоминали авторемонтные гаражи гигантской разновидности — сборные железные ангары, разделенные на классы и кабинеты. Ангар покрупнее был школой Джанкшн — выкрашен в тускло-белый, крыша черная, в ней все классы до старших. А старшая школа долины Рэтлин располагалась через двор, у нее своя парковка, стены буроватые, а крыша белая. Спортивная команда во всех классах называлась «Боевые рыси», и на рекламном щите возле самого шоссе был портрет группы зубастых кошек с очень длинными когтями — они драли красным синее небо. Автобус остановился рядом с другими, сразу за щитом.

Ри сказала:

— Если можно без драки — не лезьте. Но если кого-то из вас отлупят, домой лучше обоим в крови вернуться, ясно?

Она прошла по заснеженному двору к асфальтированной дороге на север. Увидела знакомых беременных девчонок — сгрудились у особого входа сбоку, в руках учебники, стукаются животами. Увидела знакомых пацанов — курили, присев за свои грузовички, передавали по кругу. Увидела знакомые парочки — целовались взасос, слюней столько, что пить не захочется и верность друг другу сохранится до обеденной переменки. Увидела знакомых учителей — они печально смотрели, как она одна выходит со двора и встает, подняв руку, на обочине северной дороги. Миссис Протеро и мистеру Фелцу она разок махнула, но оборачиваться на школу больше не стала.

Морозный пейзаж обрамлял ее до того жалко, что машина тормознула через несколько минут. Остановился продовольственный фургон «Швана», и шофер несколько раз повторил, что, вообще-то, ему брать пассажиров не положено, но, ексель, этот ветер так свистит, что все правила как бы сдувает, нет? Он ее провез мимо ветхих клякс Боби, Хини-Кросс и Чонка, мимо поворота на Хэслэм-Спрингз, к самой развилке над Хокфоллом. Здесь их пути расходились, и Ри вылезла из кабины, проводила взглядом фургон на север.

Под гребнем дорогу на Хокфолл не расчистили. Ри спустилась по длинному крутому склону одинокой вихляющей колеей в снегу. Деревенские дома сидели на самом дне — где повыше на отрогах, где пониже. Новая часть Хокфолла почти для всех была старой, а старая казалась и вообще древней, и какой-то до жути священной. И старые, и новые дома сложены в основном из озаркского камня. Стены старых домов разобрали, камни расшвыряли по сторонам, разметали но лугам в какой-то давней ожесточенной разборке. Так они и остались лежать там, куда бросили, подымались теперь белыми горбиками по трем акрам. У новых домов из труб шел дым, во дворах виднелись следы.

Резкий синий ветер возвращал в небо непогодь, у края зрения собирались темные тучи — несли с собой морозную слякоть на потом. Разобраться с Ри подошла толстая бурая псина по пузо в снегу, обнюхала и сообщила о своих изысканиях лаем, пока еще три собаки не примчались из-за дороги, не заскакали вокруг. Так Ри и шла под конвоем трех шустрых дворняг — мимо луга со старыми рухнувшими стенами — в саму деревню. У низких каменных домов были узкие крылечки спереди и высокие худые окна. У большинства по-прежнему по две парадные двери в согласии с некими прочтениями Писания — одна для мужчин, другая для женщин, хотя в точности так ими никто уже давно не пользовался. Из первого дома на крыльцо вышла женщина, спросила:

— Ты кто?

Ри остановилась на дороге в сугробе по колено:

— Меня звать Долли. Я из Долли. Ри Долли.

Женщина была молодая, лет двадцати пяти, в банном халате, крашенном вручную узелками, поверх серого мохнатого свитера, черных джинсов и сапог. Волосы почти что черные, стрижены коротко и модно, к тому же на ней были какие-то тяжелые очки, от которых она смотрелась интеллигентно и симпатично. У нее за спиной играла музыка — какая-то песня, лязгали гитарные струны, а в тексте на свободе бегали дикие кони[4]. Женщина сказала:

— По-моему, я тебя не знаю.

— Я из долины Рэтлин? На ручье Бромонт? Знаете, где это?

— А нам хоть из Тимбукту, — ответила женщина. — Тебе чего здесь надо?

— У меня папа — Джессап, они кореша с Малышом Артуром, и мне его надо найти. Я тут уже раньше бывала. Я знаю, в каком доме Малыш Артур живет.

Женщина закурила кривую желтую сигаретку, спичку щелчком отправила в сугроб. Она не сводила с Ри глаз, а дыхание и дым ее мешались белым в воздухе. Собаки вскарабкались по ступенькам, обнюхивали ей ноги, а она расталкивала их сапогом. Потом сказала: