— На мне же двое мальчишек, и за мамой ухаживать, мужик. Мне этот дом помогает, он нужен.

Малыш Артур выстукал из пачки сигарету, чиркнул спичкой.

Меган сказала:

— Ох, боже святый, девчоночка, — папа оставил тебе всем этим заниматься?

— Ему пришлось — так все сложилось, знаете.

— Но все одной?

Малыш Артур сказал:

— Мож, девчонку себе встретил да в Мемфис отвалил. Я помню, в Мемфисе ему нравилось. Там такая улица еще, где буги старое все время лабают, прочую срань. Ой, погоди, где ж еще ему нравилось? Техас! У него на Техас стояк просто был. Наверно, в Техас и поехал, вот и все. Или в Монтану — или еще куда, где ковбойские сапоги впору смотрятся.

Ри никогда потом никому не говорила про тот миг божественной липкой слизи, когда она стояла в лесу на коленях, да и он его не вспоминал. Если б не рваные трусики, она б и уверена не была, что это случилось на самом деле. Протяни она эти трусики папе и пролей хоть одну слезинку — хоронили бы Малыша Артура еще до заката.

Она сказала:

— У него и другие сапоги есть, мужик.

— Так он тогда их где угодно может носить, малыша. Фена хочешь занюхтарить?

— Не.

— Дунуть?

— Не.

Малыш Артур раздавил бычок в сковородке на столе и встал:

— Тогда у меня для тебя, наверно, ничего нет, малыша. Дверь вон. Только попочки себе не ушибите, когда по скользкому вниз ехать будете.

Ри и Меган вышли вместе, осторожно спустились но скользкому склону, ни словом нс перебросившись. Собаки их дождались — кидались к ногам, когда они переступали снежные наносы и скользили по льду, хлопая руками по стволам, чтобы не упасть. Внизу Меган схватила Ри за плечо, остановила ее, притянула ближе:

— В дырявой лодке же тебя оставили, а?

Отстраняясь, Ри оступилась и шмякнулась в снег. Упала на колени, они разъехались, юбка на покрасневших ногах задралась, голова пригнулась. Обеими руками она зачерпнула снега с горкой, втерла себе в лицо. Почмокала в холодном, грубо натерла щеки. А когда руки опустила, капли и снег налипли ей на ресницы, на брови, ноздри, губы. Она сказала:

— Я уже начинаю думать, может, и знаю, что сейчас за расклад, блин: папу кто-то убил, и все про это знают, кроме меня.

— Вставай давай оттуда.

— Он обещал вернуться с кучей всего для всех нас, но он всегда обещает.

— Малышечка, как же я тебя понимаю, правда, но, сидя на снегу, ничего соображать не надо. — Меган вздохнула, бросила взгляд на ближайшие окна, потом склонилась и подхватила Ри под руки, подняла, отряхнула снег ей с ног и юбки. — Пошли уже — вставай.

— Он, блин, вечно обещает. Что угодно наплетет, лишь бы отвалить.

Вместе они пошли по нерасчищенной дороге.

— Не говори только никому, что это я тебе сказала, хорошо? Но я вот так понимаю, что тебе нужно подняться на горку и попроситься с Тумаком Милтоном поговорить.

— С Тумаком Милтоном?

— Надо подняться на горку — и надеяться, что он с тобой поговорит. Обычно он не.

— Ой, нет-нет-нет. Нет. Этот дядька — он меня сильно больше прочих пугает.

— Ну, пугаться его ничуть не стыдно, детка. Он же мой дедуля, я всю жизнь с ним рядом, но по-прежнему очень стараюсь его вообще никак не злить. Видела, что тогда бывает. Ты только за языком следи, не вздумай проболтаться, что это я тебя послала, — но только он и может тебе ответить. Только Тумак ответ и знает.

В глаза Меган вдруг набилась вода — набухли слезы, а может, ей могутно чихнуть захотелось, шмыгнуть носом. Они шли дальше по Хокфоллской дороге, шаги проваливались в белое, и Меган больше головы не подымала, пока не дошли до ее дома, не остановились. Она обхватила Ри за плечи рукой, а другую подняла и показала за луг со старыми стенами, вверх по склону, на весь стиснутый дом из мышастого камня в круге голых деревьев. Сказала:

— У нас так всегда было, черт бы его драл. Всегда, блядь, и есть. Сходи к Тумаку. Подымись, тихонько в дверь постучи и стой жди.

На дальних пиках тучи, казалось, раскалывались, темные рулоны рвались на вершинах, латали чистое небо клочками мрака. Начала падать морозная слякоть — не хлопьями, не дождем, а крохотными белыми катышками, и они, приземляясь, взрывались капельками, вдруг замерзали глазурью на снегу. Приносивший их ветер трещал лесом, сталкивал ветку с веткой, и повсюду разносилась эта неистовая чечетка. Время от времени ветка не выдерживала и откалывалась от ствола, падала наземь, как-то хрюкнув напоследок.

Ри перешла на другую сторону луга со старыми падшими стенами, взобралась по склону к дому Тумака Милтона, но стучать не пришлось. Когда она входила во двор, ее уже поджидала женщина. Стояла на пороге в фартуке поверх ситцевого платья с коротким рукавом, потирала руки, смотрела, как подходит Ри. Женщине было уже за середину жизни, но щеки ее вроде розовели, вся она была крепка, седые волосы зачесаны наверх воздушным валиком и залакированы, чтоб не рассыпаться. Дородная, крепкокостная, тело все перекатывалось, когда шевелилась. Женщина произнесла:

— Ты, я полагаю, не туда попала. Кто такая будешь?

В длинной низкой постройке через двор гомонили куры. В курятнике горел свет, а снег между ним и задней дверью в дом утоптали. Само жилище строили без этих вот фривольных камней легкомысленных расцветок — весь дом был насыщенных оттенков, неяркий. Над головой женщины в дверях выступало чуток крыши.

— Я Долли. — Зеленый капюшон Ри отяжелел от влаги и лип к голове, а ветер трепал ее юбку о растрескавшиеся от холода ноги, и Ри щурилась от набрызга мокреди. — Мой папа — Джессап Долли. Я Ри.

— Это какой же Джессап?

— Из долины Рэтлин. Брат Слезки. То есть Хэслэма. Слезка Хэслэмом родился.

— Я, наверно, знаю, кто таков Слезка. Поэтому твой Джессап, значит, будет тот, который на красотке Бромонтов женился.

— Правильно — мама раньше была Конни Бромонт.

— Младшенькая сестрица Джека. А Джека я знавала. — Женщина подманила Ри к себе на ступеньку, под крышу. Стащила капюшон у нее с головы, рассмотрела лицо. — Ты тут не бучу пришла чинить, а? Потому что в племяшах у меня Охламон Лерой, а не он ли папашу твоего как-то раз подстрелил?

— Да, мэм, но это ко мне никакого касательства не имеет. Они это сами между собой уладили, по-моему.

— Как шмальнули в него — так и уладили. Так, а ты чего хочешь?

— Мэм, мне очень-очень нужно с Тумаком Милтоном поговорить.

— Ай! Ай! Пошла прочь отсюда, девчонка. Пшла!

— Надо — очень и очень надо, мэм. Прошу вас — я ж тоже Долли! У нас хоть чуток крови общей есть. Это же что-то значит — разве не всегда так говорили?