— Что-то колеса не видно, — волновалась Динка. — Надо, наверное, сплавать…

Я представила, как она при полном параде стаскивает через голову свое бальное платье и, оставшись лишь в стрингах и косметике, ныряет в довольно прохладную воду, и мне стало смешно.

Мы смеялись все вместе, плыли и плыли по ночной реке, но колесо все не попадалось, а потом стало не смешно и в голову полезли разные мысли на отвлеченные темы.

Интересно, почему все как одна тетки на даче стали блондинками? И зачем отрастили длинные прямые волосы? Может, это сейчас такой писк мировой моды? А я, пока четыре года сидела в Москве, пропустила что-то очень важное из последних модных тенденций? Может, и мне надо срочно перекраситься в белый цвет? Длинные прямые волосы у меня уже есть, так что дело за малым…

Но тут я вспомнила, что однажды уже красилась в блондинку. А было это так. Проснувшись как-то утром, я вдруг поняла, что если выкрашусь в пепельный цвет, стану безумно красивой. Ну просто невозможной красавицей. Мигом оделась, накормила годовалую Янку, упросила сестрицу Женьку присмотреть за дочерью, тем более что ребенок был занят — сидя в манеже, Янка выковыривала вату из плюшевого мишки и с наслаждением ее жевала, — а это занятие долгое, часа на два, — а сама побежала в ближайшую парикмахерскую.

Все кресла в женском зале оказались заняты дамами. Все, кроме одного. В нем сидел здоровенный детина с редкой щетиной на складчатом затылке и из большой кружки с надписью «Boss» пил чай.

Я робко приблизилась к женскому мастеру и промямлила:

— Здравствуйте. Хочу быть платиновой блондинкой. Это можно сделать?

— Легко! — уверенно ответил он.

Он залпом допил чай, выпростался из кресла и гостеприимно обмахнул его полотенцем. Я уселась на краешек и стала ждать. Мастер накинул на меня нейлоновое покрывало, оставив торчать одну только голову, и принялся колдовать. Он разводил в пластмассовой миске какую-то бурду, то и дело бросая профессиональные взгляды на мои волосы. «Так, волос толстый, можно еще чуточку добавить…» — бормотал он, щедро подливая, подсыпая и подмешивая вонючую химию из склянок и пакетиков.

Наконец чудодейственный состав был готов, и кудесник кропотливо, прядь за прядью принялся умащать им мою голову. Закончив свое нелегкое дело, он удовлетворенно потер руки, нацепил на меня ватный колпак и, велев засечь время и сидеть так ровно полчаса и не чирикать, с чувством выполненного долга скрылся в подсобке.

Я послушно сидела и не чирикала примерно минут пятнадцать. Потом сидела непослушно, то и дело вскакивая и совершая короткие пробежки по залу, думая тем самым хоть немного унять жар на голове. Но все равно не чирикала. Я, наивная, все еще доверяла профессионалу. Он же знает, что делает. Вон как квалифицированно месил свой адский раствор. Но когда стало действительно невмоготу, я, невзирая на запрет и возможную кару со стороны кудесника, сорвала колпак с головы и обмерла перед зеркалом.

Вверх, подобно дымку из печной трубы в безветренную погоду, от моей головы вился легкий пар. Он белым облачком уходил под потолок и там рассеивался вокруг люстры-вентилятора. Как раз в этот самый момент из подсобки появился маг и волшебник, на ходу что-то дожевывая и вытирая руки о нейлоновую пеленку. На секунду замерев в дверях, он скакнул, как бесноватый кенгуру, ко мне и, пребольно ухватив сзади за шею, сунул головой под струю холодной воды. «Вот она, расплата за непослушание! — с ужасом думала я, отфыркиваясь, как спаниель после заплыва. — Утопит, как пить дать, утопит!» — пронзила догадка. В голове как последнее «прости» этому свету пронеслись картины предстоящего сиротского детства моей Янки, но тут железная хватка ослабла, и я смогла вылить воду из ушей и вдохнуть полной грудью.

— Ну вот и готово, — утирая нейлоновым комком испарину со лба, бодро сообщил работник ножниц и фена.

Он намотал на мои мокрые волосы полотенце и принялся их нещадно тереть. Наконец жестом фокусника сдернул вафельную тряпицу у меня с головы, и я невольно зажмурилась. Глазам стало больно. Этот чистый, ничем не замутненный оттенок первых весенних цветов мать-и-мачехи я не забуду до конца своих дней. Кудесник с сомнением посмотрел на дело рук своих и, повернувшись к товарке у соседнего кресла, нажимая на слово «пепельный», многозначительно произнес:

— Ведь это пепельный цвет, скажи, Тонь?

Потом они всей парикмахерской отпаивали меня корвалолом и убеждали, что желтая поросль на моей голове — не что иное, как дивные пепельные волосы, которые я, собственно, и заказывала. А еще потом я, намотав на голову шарф, пришла домой и…

— Эй, подруга, ты что, заснула? — прокричала Динка с носа лодки, выдергивая меня из мира грез. — Мы уже колесо третий раз проплываем!

— Где, где колесо? — вскинулась я.

— Да вот же оно!

И Динка, изловчившись, ухватила в воде ма-ахонькое, диаметром не более десяти сантиметров, колесико от детского грузовичка. Правда, с ярко-желтой серединкой. Тут она не обманула.

Я растерянно хлопала глазами и чувствовала себя последней идиоткой. Ну еще бы! Я, как дурочка, битый час высматривала в темной воде огромное колесище от настоящего «КамАЗа», а тут нате вам… Предупреждать надо. За маленьким черным колесиком с желтой серединкой потянулась сеть, полная рыбы. Алка налегла на весла, а мы с Диной стали затаскивать тонкую капроновую ячею внутрь лодки. Снова стало безумно весело, и мы опять хохотали на всю реку.

* * *

Страшно гордые собой, возвращались мы с рыбалки, таща надувную лодку и ведро рыбы. На участке было темно. Лишь за кустами вишни, на поляночке, где стоял стол, мангал слабо освещал участников поздней трапезы. Нас встретили как членов папанинской экспедиции к Северному полюсу.

— Вернулась, не захлебнулась! — с облегчением сказал Вадька. — Я тут с ума схожу, волнуюсь, можно сказать… Ты что, совсем с ума сошла? Куда тебя понесло, ты же плавать не умеешь!

— Вы с кого там смеялись? — завистливо спросила Сима.

— Девки, вы прямо три рыбачки Сони! — восторженно кричала Галка.

— Покажите хоть, что наловили? — вытянули шеи дядя Юра и Иван Аркадьевич.

К ведру приблизились Динкин Славик и Алкин Толик и тоже взглянули на улов.

— Ух ты, здорово! — протянули они.

А Вадька тут же принялся уговаривать дядю Юру сходить завтра, то есть уже сегодня, на леща по утренней зорьке. Одна Виолетта лишь загадочно улыбнулась и ничего не сказала. Может быть, ей нечего было нам сказать, а может, она уже просто не могла говорить. Ничего не сказал и заслуженный стукач садоводческого товарищества. Он спал, свесив голову набок. Посмотрев на наш улов, народ снова ринулся подбрасывать ежу в ведерко продукты со стола. В ход уже пошли кусочки шашлыка и даже водка в железной пробочке.

— Так, внимание, не отвлекаемся, — продолжая начатое до нашего прихода занятие, скомандовал Макс и взмахнул руками. Похоже, Йося уже опять спал, и ничто не мешало его отцу снова присоединиться к приятной компании. — Мы тут, понимаете ли, поем. Сима, да положи ты свое ведро, надоело уже, что все к нему вскакивают… Хватит зверя кормить, ведь сдохнет же, так и не отведав наших мышей… Значит, так. Я поднимаю правую руку — поют мужчины, левую — женщины. По-о-ехали!