Он взмахнул обеими руками, и смешанный хор грянул «Там вдали, за рекой, загорались огни, в небе ясном заря догорала…». Громче всех солировал Толик. У него оказался дивный бас, и он орал им, заглушая все остальные голоса.

— Тише, Анатолий, прошу вас, — взмолился дирижер. — А вот Валентина Кузьмича совсем не слышно. Э-эй, Валентин Кузьми-и-ич!

Дед сидел не шелохнувшись. То ли действительно заснул, то ли прикидывался, чтобы разыграть честную компанию. Знаете, некоторые остроумные люди любят так пошутить. Прикинутся мертвыми, и все над ними хлопочут, беспокоятся, пытаются к жизни вернуть. А в самый трагический момент, когда зареванные друзья шутника бегут звонить жене и детям, остроумный человек принимается хохотать — здорово, мол, я вас разыграл! Может, и Кузьмич нас так разыгрывает?

Макс бросил дирижировать и распорядился:

— Кто-нибудь, хлопните его по спине, чтобы проснулся.

Сима вытянула могучую длань и двинула шутника по хребту. Валентин Кузьмич опрокинулся на стол, звякнув пуговицей о тарелку. Из спины его торчал шампур.

— Валентин Кузьмич, это не смешно, — раздраженно сказала Галка. — Это дурной тон так шутить…

Но старик ее не слышал. Он был окончательно и бесповоротно мертв. Вадька тяжело вздохнул, налил мужчинам по полному стакану водки, хлопнул, не закусывая, свой и набрал на мобильном номер местного отделения милиции.

* * *

— О-о, знакомые все лица, — протянул заспанный участковый сержант Перепелкин, прибывший на место преступления. — Те же, там же, при сходных обстоятельствах… И охота вам друг друга шампурами резать? Как дети малые, ей-богу…

Он ворчал, ползая на четвереньках и освещая фонариком место преступления. Пятясь задом, опрокинул Симино ведерко, и несчастный ежик наконец-то обрел долгожданную свободу и смог унести ноги. Сержант Перепелкин выискивал улики, а мы все, сбившись в тесную кучу, стояли у вишневых кустов и наблюдали за оперативно-разыскными действиями. С участковым приехал эксперт-криминалист, но из машины почему-то не вылезал. Вдруг сержант перестал ползать, поднялся во весь свой небольшой рост и тут же уселся на стул рядом с покойником. Внимательно глядя ему в лицо, освещенное фонариком, поскреб затылок под фуражкой и удивленно произнес:

— Это что же получается? Выходит, по причине смерти гражданин Остапчук не будет меня больше заваливать кляузами? И на все ранее полученные жалобы по той же самой причине я теперь имею полное право не отвечать? Прямо гора с плеч! За это надо выпить!

А еще через полчаса размякший участковый грозил нам пальцем и, на правах дорогого гостя, наполняя бокалы и стопочки, говорил:

— Я ведь все-е понимаю… Ведь кого из вас ни возьми, у каждого была причина прирезать старикана. Ух, и склочный был, подлец, царствие ему небесное! Ну, не чокаясь…

А ведь действительно, к каждому из нас дотошный покойник имел претензии и не стеснялся их высказывать. Вот, например, Сима. Не нравилось старику, что она сидит на дороге между участками, которую я про себя окрестила «проспектом Финкелей»? Не нравилось. Теперь дальше. К дяде Юре общественник с налогами приставал? Приставал. До Галки, что кота без намордника выпускает гулять, докапывался? Докапывался. С Виолеттой скандалил, что орет нецензурно, а с Иваном Аркадьевичем — что Моцарта громко заводит. И даже мне сегодня про машину выговаривал. Вот и выходит, что на кого ни глянь — у каждого мотивчик имеется… И тут меня пронзила ужасная догадка. А может, пока мы с Динкой и Аллой рыбачили, обитатели «Шанхая» сговорились между собой да и сообща пришили въедливого старичка? Помните, как у Агаты Кристи…

— А может, вы сговорились между собой да и замочили Остапчука, чтобы жизнь вам не портил? — словно прочитал мои мысли пьяненький сержант. — Ну ничего, ничего, разберемся… Сейчас вы мне все дадите подписочку о невыезде, и станем преступника среди вас искать…

Мы все переглянулись, и Толик осторожно спросил:

— Так нам же к осени на работу выходить…

Участковый потянулся за селедкой и, дожевывая маринованный грибок, ответил:

— За это вы не беспокойтесь. До осени мы обязательно кого-нибудь из вас посадим. Володина при сходных обстоятельствах посадили? Посадили. А почему? А потому, что у него в доме произошло безобразие. Ты допустил — тебе и отвечать. Да, кстати, чей участок-то?

Наши гости промолчали, и Вадьке ничего не оставалось, как честно сознаться, что участок его.

— Вот и славно, — обрадовался сержант. — Вот с вас и начнем. Завтра часикам к двенадцати в отделение подъезжайте, буду вас допрашивать, как полагается…

Представитель власти дождался, когда «Скорая» увезет бездыханное тело Валентина Кузьмича, и, прощаясь с нами, все доверительно выспрашивал, кого же он должен благодарить за свое счастливое избавление от бумажной волокиты, и даже порывался пожать тому молодцу руку, но, как он ни хитрил, никто из «шанхайцев» так и не взял на себя убийства Остапчука. Ха, нашел тоже простаков!

Придавленные грузом свалившихся неприятностей, соседи стали расходиться по домам. А Вадька, видимо, не осознавая до конца глобальности проблемы, залучил дядю Юру и, прихватив с собой удочки, потащил безотказного мужика на рыбалку. И это теперь, когда нас в любую минуту могут упечь в кутузку!

Этот его безответственный поступок я могла объяснить лишь нервным стрессом, наложившимся на сильное алкогольное опьянение. Вадим же уверял, что лучшего средства успокоить нервную систему люди еще не придумали, и именно для того, чтобы получить так необходимую ему сейчас релаксацию, он и идет ночью на реку.

Любимый вернулся с рыбалки, лишь только забрезжило утро. Уехали они с дядей Юрой вдвоем и на лодке, а приплелся любимый один, без удочек и рыбы. В калитку он вошел вместе с первым солнечным лучом. Несчастный и мокрый, как потерпевший кораблекрушение моряк. Мрачно выгрузил из карманов штанов пачку размокших сигарет, отсыревшую зажигалку и ключи от машины с брелком сигнализации. Тоже, естественно, мокрющие-премокрющие.

История, которая приключилась с любимым, была, с одной стороны, проста, с другой — закономерна. Я всегда была сторонницей заповеди «выпил — иди спать», а не отправляйся на поиски острых ощущений. Но Вадька придерживался противоположной точки зрения. В нормальном состоянии довольно рассудительный, любимый, будучи в подпитии, терял остатки здравого смысла, казался себе лихим удальцом и частенько пускался искать на свою удалую голову и остальные части тела приключения. И, как правило, находил.

Только после того, как Вадим напился горячего чаю с малиной, принял «Колдрекс», чтобы не заболеть, и лег в постель, он поведал о случившемся. Сначала все шло хорошо. Рыбаки уплыли на лодке на Ивовый Ручей и там, оглядевшись по сторонам, решили, что место вполне подходящее и можно бросать якорь. Дядя Юра сам хотел закинуть на дно тяжелую железную цепь с чугунной болванкой на конце, но Вадька на правах молодого товарища перехватил инициативу в свои руки.

Держа перед собой якорь, он прошел на нос моторки, замахнулся со всей дури и лихо швырнул груз за борт. И тут же сила энерции увлекла любимого за собой, а вот реакция в самый ответственный момент подкачала. Пальцы, крепко вцепившиеся в холодные звенья якорной цепи, не успели вовремя разжаться, и Вадим, рыбкой перелетев через борт, как был в одежде и кроссовках, ушел под воду вместе с чугунной болванкой якоря.