Он вылетал из Внукова, из правительственного терминала, где его поджидала свита чиновников, пул журналистов. Персональный самолет был готов к взлету. Заместитель Двулистиков делал краткий доклад, пока Лемехов в зале ожидания пил чашечку кофе.

– Академики, командующий флотом, представители Генерального штаба уже на верфи. Они вылетели из Петербурга своим бортом. У нас почти все в сборе. Не хватает одного человека.

Двулистиков стоял у столика слегка склонившись, и Лемехов не предлагал ему сесть. У Двулистикова было вытянутое лицо с утиным носом, близко посаженные, пугливые глаза, хрящевидные, плотно прижатые уши. Иногда, в моменты возбуждения, от него начинал исходить острый уксусный запах. Зная за собой эту неприятность, он душился одеколоном. Двулистиков был сокурсником Лемехова, когда оба учились в Дипломатической академии на факультете геополитики. Двулистиков еще на вступительных экзаменах преисполнился обожания к Лемехову, который помог ему написать сочинение. С тех пор он следовал за Лемеховым как тень.

Обожал в нем ум, великолепную внешность, легкость таланта, неизменность успеха, с которым тот преодолевал одну препону за другой. Лемехов позволял себя обожать, пользовался преданностью Двулистикова, увлекал за собой в стремительный карьерный полет. Так стальная игла прокалывает твердую ткань, продергивая мягкую нить. Их отношения не являлись дружбой, как не являются дружбой отношения березы и подберезовика. Двулистиков, как правило, называл Лемехова по имени-отчеству и лишь в редкие минуты воодушевления, во время фуршетов, чокаясь с ним, говорил ему «Женя».

– Все готовы, Евгений Константинович. Нет лишь одного человека.

– Кого?

– Верхоустина Игоря Петровича.

– Кстати, я просил вас, Леонид Яковлевич, навести о нем справки.

– Я навел. Могу зачитать резюме.

Двулистиков извлек свой неизменный блокнотик с золотой ручкой, вставленной в кожаную петельку.

– Верхоустин Игорь Петрович. 1963 года рождения. Русский. Имеет в роду священников. Окончил филологический факультет университета. Участвовал в фольклорных экспедициях на Север, где записывал русские песни. Работал на археологических раскопках в Новгороде, где искал берестяные грамоты. Уехал в Америку и стажировался в Йельском университете на факультете социальной психологии. Вернувшись в Москву, работал в аппарате ЦК КПСС в идеологическом отделе. Участвовал в написании «Слова к народу», которое называли манифестом ГКЧП. После ареста путчистов уехал в Мексику, где участвовал в конгрессе колдунов. Вернувшись в Россию, работал в пиар-агентстве, выполняя задания банков и корпораций. Прочитал несколько лекций в Академии ФСБ и в МИДе. Сейчас вольный художник, помогает устроителям выставок современного искусства.

Двулистиков закончил читать, сохраняя позу полупоклона.

– Странный пушкинист, – произнес Лемехов, поднося ко рту чашечку кофе. И в этот момент в зал ожидания вошел Верхоустин, в плаще со следами дождя, с кожаным баулом на колесиках. На бледном лице странно, неправдоподобно светились васильковые глаза.

– Слава богу, не опоздал. Шофер такси не сразу нашел дорогу. Не часто летаю правительственными рейсами. – Он пожимал Лемехову руку, и пожатье его было мягким, осторожным, словно он боялся боли.

Пригласили на посадку. Щеголеватый командир корабля перед трапом рапортовал Лемехову. Журналисты с аппаратурой и чиновники с портфелями разместились в основном салоне. А Лемехов и Верхоустин заняли место в переднем отсеке, украшенном кожей и дорогим деревом. Милая стюардесса постелила на столик крахмальную скатерть. Самолет разбежался, звонко взлетел. Аэродром отпрянул вниз, и открылись темно-золотые осенние леса с затуманенными синими елями, тусклый блеск воды. Все померкло, погрузилось в клубящиеся тучи, плеснувшие в иллюминатор длинные брызги. А потом сверкнуло солнце, и вся угрюмая холодная осень и гнетущий сумрак остались внизу, за непроглядной пеленой. Самолет летел в прозрачном звоне, окруженный лазурью. На белом крыле переливался лучистый свет.

Стюардесса расставляла тарелки и хрусталь. Раскладывала приборы. Ставила блюда с черной и красной икрой, с ломтями рыбы и балыка. Наливала французский коньяк в хрустальные рюмки.

– Ну что ж, за Александра Сергеевича Пушкина? – шутливо произнес Лемехов, чокаясь с Верхоустиным.

– «Да здравствует солнце, да скроется тьма!» – ответил в тон ему Верхоустин.

Они молчали, наслаждаясь легчайшим опьянением, будто кто-то провел перед глазами нежной рукой, и все стало ярче, отчетливей.

– Мы сейчас взлетали, и я подумал, какая мучительная красота в этих осенних русских лесах, в сырых полях, – произнес Верхоустин. – Словно твоя душа навеки покидает любимую землю. У нашего знаменитого художника Распевцева есть портрет Раушенбаха в период его болезни. Великий физик в больничном халате, с огромными измученными глазами летит над осенними рощами, седыми озерами, вьющимися дорогами. Расстается навек с этой прекрасной землей. Распевцев словно знал, что Раушенбах скоро умрет, и сделал его прощальный портрет.

Васильковые глаза Верхоустина были мечтательны и печальны. А Лемехов вдруг вспомнил свой недавний визит к президенту. Как в библиотеку служителя внесли портрет в золотой раме, где Лабазов красовался на фоне Медного всадника. И его лицо было исполнено надменного величия.

– Я только что видел картину Распевцева, на которой изображен президент. Слава богу, его глаза не были измученными и больными.

– Я тоже не верю слухам о его нездоровье. Хотя в одной компании, в узком кругу, я слышал, что будто бы по воле президента создается тайный проект под названием «Бессмертие». Президент якобы серьезно болен и ищет эликсир долголетия и бальзам бессмертия. К проекту привлечены лучшие биохимики, врачи, генетики, молекулярные биологи, специалисты по пересадке органов. Там работают создатели искусственного интеллекта, психологи, специалисты по образам. В проект приглашены богословы, шаманы, последователи Николая Федорова, знатоки волшебных технологий. Финансируют проект наши виднейшие олигархи. Кстати, об этом проекте рассказывал Семен Владимирович Братков, который, похоже, и сам участвует в его финансировании.

У Лемехова дрогнуло сердце. Верхоустин со своими младенчески-синими глазами опять назвал человека, побывавшего в кремлевской библиотеке. Это могло быть совпадением, но это совпадение испугало.

– Бессмертие нужно человеку, который осуществляет какой-нибудь громадный, длящийся бесконечно замысел. – Лемехов не обнаружил испуга. – Одной жизни такому человеку не хватит. И второй тоже не хватит. Такой, рассчитанный на вечность, замысел осуществляет, должно быть, только Господь Бог. А наши олигархи, такие как Братков, хотят бесконечно вкушать экзотические яства, наслаждаться без устали женщинами, обзаводиться все большим количеством яхт, машин, самолетов. Но для этого не стоит жить вечно. Президент Лабазов имеет большой проект. Для его реализации не хватит одной жизни. И поэтому он ищет себе преемника. Но, уж конечно, не Браткова.