litbaza книги онлайнСовременная прозаКрым - Александр Проханов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 3 4 5 6 7 8 9 10 11 ... 93
Перейти на страницу:

– Мы, в оборонном комплексе, работаем на Россию, работаем на своего президента, – скромно ответил Лемехов.

– На минувшей неделе к нам прилетал Госсекретарь, замшевый, мягкий, как ножны, в которых спрятан отравленный клинок. Мы говорили о Сирии, о наших поставках в район боев зенитно-ракетных комплексов. Он сказал, что они, американцы, обладают сверхточным оружием, способным преодолевать любую противовоздушную оборону. Он сказал, что американцы создали компьютерную модель, которая показывает, как, в случае войны с Россией, американские гиперзвуковые ракеты при первом же ударе уничтожат девяносто пять процентов наших баллистических ракет. А остаток во время ответного удара будет перехвачен системой американской ПРО. Этот наглец, как ковбой, приставил мне к виску пистолет и потребовал, чтобы я сдал ему Сирию. Я рассказал ему о русских дальнобойных лазерах на Луне, способных сжечь один за другим все американские штаты, и пистолет в его руке задрожал.

– Сейчас, Юрий Ильич, мы спустим на воду еще одну лодку и проведем испытания «подводного старта». Тогда в Вашингтоне сменят тон.

– Поезжайте на спуск лодки и на ракетные стрельбы. Мне нужны хорошие новости. Вы, Евгений Константинович, всегда приносите хорошие новости.

Бесшумно, как кошка, возник Дробинник:

– Юрий Ильич, художник Распевцев, как вы просили, принес картину. Прикажете ему подождать?

– Пусть несет картину. Вы, Евгений Константинович, подождите рядом. Художник не займет много времени.

Дробинник проводил Лемехова сквозь темную стеклянную дверь, и Лемехов оказался в кабинете с письменным столом и камином. И стол, и камин были отделаны малахитом и золотом. На камине под стеклянным колпаком трепетали стрелками и колесиками золоченые часы. На диване лежали удобные, шитые серебром подушки.

Лемехов, обойдя кабинет, обнаружил, что застекленная дверь, темная с одной стороны, была прозрачной с другой. Все, что происходило в библиотеке, было доступно наблюдателю, находящемуся в кабинете.

Лемехов видел, как в библиотеку вошел художник Распевцев, знаменитость, писавшая портреты самых знатных и влиятельных персон государства. Баловень всех прежних правителей, считавших за честь позировать этому несравненному мастеру.

Распевцев был стар, мастит, благороден, с породистым, оплывшим лицом. Гордый нос, прямая осанка, чопорно сжатые губы делали его похожим на камергера, утомленного придворным служением. На нем была бархатная темная блуза, рубаха с белым отложным воротником. На пальце сверкал темный перстень. Вслед за ним в библиотеку двое служителей внесли картину, задрапированную малиновой тканью. Поставили на диван, так, чтобы на нее падал свет из окна, и скрылись.

– Дорогой Юрий Ильич, я счастлив, что завершил мой многодневный труд. Поверьте, никогда еще я не работал с таким вдохновением. И теперь волнуюсь, выставляя картину на ваш высокий суд. – Распевцев говорил, склоняясь перед Лабазовым в поклоне. И в этом степенном поклоне, в тихом рокочущем голосе присутствовали благородная величавость и придворный аристократизм.

– Для меня большая честь позировать вам, Филипп Аркадьевич. Все, на кого падал ваш выбор, все, кого изображала ваша кисть, сразу же, как только выходили из вашей студии, сразу же попадали в историю. – Лабазов произнес это с легкой иронией, которая касалась скорей не художника, а его самого. – Я в нетерпении, Филипп Аркадьевич.

Распевцев приблизился к картине. Широким взмахом сбросил малиновый покров. И предстал холст, заключенный в пышную золотую раму. На холсте был изображен Лабазов во весь рост, в темном костюме и синем галстуке, каким его привыкли видеть на торжественных приемах. Он стоял рядом с большим голубым глобусом, на котором были видны Европа и Россия. Его ноги упирались в паркет, инкрустированный дорогими породами дерева. Его лицо было спокойным и властным, в нем отразилась глубокая дума, требующая духовной тишины и гармонии. За его спиной светилось высокое окно с откинутой шторой. В окне янтарно желтел дворец с белыми колоннами, на гранитном постаменте, напоминавшем окаменелую волну, скакал на бронзовом коне Петр. Царственный интерьер, драгоценный паркет, глобус с мировым пространством и, главное, Медный всадник – все говорило о великой роли Лабазова, о его воздействии на мир, на его державную связь с Петром.

– Вы мне польстили. – Лабазов рассматривал портрет, приближал и отстранял лицо. Было видно, что картина нравится. – Вы угадали, я люблю Петербург, и больше всего Сенатскую площадь.

– Я дал понять, что вы, Юрий Ильич, восстановили великую имперскую традицию. При вас Россия снова стала мировой державой. У меня предполагается выставка в Манеже. Прошу у вас позволения выставить портрет как самую дорогую для меня картину.

– Не знаю, стоит ли это делать. И так говорят, что я насаждаю «культ Лабазова». Обвиняют меня в сталинизме.

– Так говорят ваши враги и враги России. А это одно и то же. Россия сосредотачивается, и сосредотачивается в лидере, в предводителе. В вас, Юрий Ильич. Русский народ нашел, наконец, в вашем лице традиционного имперского государя. Если хотите, некоронованного царя. Но все в руках Божьих. Как знать, не протянет ли России Господь с небес долгожданную корону.

– В вашем лице, Филипп Аркадьевич, Россия имеет непревзойденного художника, мыслителя, патриота.

– Мы должны вернуть народу классическое искусство. Все эти либеральные рисовальщики, пакостники, осквернители святынь наводнили музеи, выставочные залы, художественные галереи. Гнать их метлой! У меня есть мечта написать серию портретов сегодняшних русских государственников. Тех, кто окружает вас, как преданные гвардейцы. Быть может, если такая «гвардейская серия» будет создана, мы найдем для нее помещение. В каком-нибудь торжественном здании, где происходят конгрессы, чествования. Как в Зимнем дворце галерея героев двенадцатого года. Лучшие люди России. Сыны Отчества.

– Хорошая мысль. Я подумаю, как лучше ее осуществить. Среди первых картин может быть портрет Евгения Константиновича Лемехова. Он настоящий государственник, настоящий «гвардеец».

Лемехов из-за стеклянной стены слышал разговор и понял, что последние слова президента были сказаны для него.

– О да! – воскликнул Распевцев. – Лемехов возрождает священное русское оружие. В его руке сверкает копье Пересвета. Стану писать его портрет.

– Благодарю за Сенатскую площадь и Медного всадника. Вы получите достойное вознаграждение.

Они простились. Художник ушел, и служители вслед за ним вынесли помпезную картину.

Лемехов собирался вернуться в библиотеку, но появился Дробинник и доложил:

– Пришел Семен Владимирович Братков. Вы ему назначали. Пусть подождет или может войти?

– Пусть войдет. – Лабазов махнул рукой в сторону стеклянной двери, делая останавливающий жест.

Братков был владельцем нескольких крупнейших холдингов, которые добывали нефть, варили сталь, строили олимпийские стадионы, скупали землю в черноземной зоне. Он слыл закадычным другом президента с тех пор, когда тот, еще никому не известный военный, возводил неказистый домик в садовом товариществе. Братков помогал ему строиться, ловил с ним рыбу в озере, давал в долг. Сопутствовал Лабазову в его стремительном возвышении, получая от друга привилегии, которые сделали его одним из самых богатых людей России.

1 ... 3 4 5 6 7 8 9 10 11 ... 93
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?