Она переменила положение; руки, которыми раньше она цеплялась за его жилет, переместились выше; она обняла его за шею, но всё ещё утыкалось лицом в его плечо, боясь поднять взгляд — сейчас его лицо оказалось бы совсем рядом.

Ей хотелось его поцеловать теперь, но она никогда не целовалась раньше, смутно представляла себе, как это сделать, и боялась быть навязчивой.

Ему тоже хотелось поцеловать её, но он переживал, что слишком торопит события, и что ей сейчас это будет неприятно, и что было бы дурно сближаться с нею в тот момент, когда она растерзана своей истерикой и совершенно беззащитна.

Поэтому они оба просто сидели так и мечтали о поцелуях.

Слишком эмоциональная сцена смутила обоих. Они так и промолчали до следующей остановки, а, вернувшись, снова сели друг напротив друга и сделали вид, что ничего такого не было.

Лое было слишком неловко за свою истерику; там, дома, если эмоции порой и застилали её разум, она уединялась и давала им выход наедине с собой. Со времён детства никто и никогда не был свидетелем её эмоциональных вспышек, и ей было особенно досадно, что именно Берт видел её в таком состоянии — потому что ей очень хотелось демонстрировать ему лучшие стороны своего характера, а никак не такие вот срывы.

Берт, в свою очередь, чувствовал, что ей неловко, и пытался эту неловкость сгладить. Он легко завёл непринуждённый разговор на отвлечённую тему — и вскоре все треволнения Лои были забыты.

Они легко обнаружили сходство, которое их чрезвычайно роднило. Их привлекала и интересовала сама жизнь, им было интересно наблюдать и за людьми, и за природой, анализировать свои наблюдения, составлять на их основе концепции. Они оба любили читать — но не для того, чтобы уходить с головой в книжные миры, а для того, чтобы с помощью книг больше узнавать о жизни и людях. Им обоим была свойственна наблюдательность — она тоже росла из этого интереса к жизни.

Почти сразу они обнаружили, что что-то в их наблюдениях и выводах сходится (такие случаи отзывались у каждого в душе необычным теплом), а что-то — нет (а здесь у них возникало горячее любопытство: почему так?) Оказалось, что они могут обсуждать всё на свете — потому что всё на свете им обоим было интересно, и ещё интереснее оказалось узнавать, в чём сходство и различие их взглядов.

В итоге весь путь до столицы прошёл в самых разнообразных беседах — и эти нелюбители путешествий даже не заметили, как летит время.

В столице у Берта не было своего дома, и он планировал разместиться в летней резиденции короля — но там-то ждали только его одного, и резиденция короля не была тем местом, куда можно было просто привести с собой жену. Оставлять Лою где-то в одиночестве не казалось Берту допустимым вариантом, поэтому он решил сперва отправиться в дипломатический корпус. Он был достаточно обширен и предоставлял пусть скромные, но вполне приличные временные комнаты не только для своих сотрудников, но и для их семей.

Кроме того, в дипломатическом корпусе должен был находиться непосредственный начальник Берта, которому так и так нужно было сделать доклад.

Посему, отправив секретаря устраивать Лою, Берт устремился к кабинету главы дипломатического корпуса, прихватив бумаги с отчётами, написанные ещё в Ниии.

Начальник, к счастью, обнаружился на месте.

— А-Нартэ? — в его удивлённом голосе слышался оттенок тревоги. — Что-то ты рано!

Берта ждали не раньше, чем через неделю, и столь поспешный приезд ярко сигнализировал о возникших непредвиденных обстоятельствах.

— По рабочему направлению ничего нового, — Берт сгрузил отчёт на стол, имея в виду, что со времени его последнего донесения в работе ниийского посольства в Райанци не случилось ничего неожиданного. — Но как частное лицо я крепко влип: украл райанскую принцессу. Она сейчас здесь, — поспешно добавил он и уточнил: — И мы обвенчались.

Глава дипломатического корпуса был привычен и не к таким происшествиям, поэтому сухо уточнил:

— Которая из?.. — поскольку в Райанци было несколько принцесс.

— Лойэринда Торкийская, — уточнил Берт.

Начальник три раза медленно моргнул, вспоминая информацию о принцессе и делая выводы, потом резюмировал:

— Ну, с этим сдавайся Его Величеству, пусть у него голова болит. — После чего пододвинул к себе отчёт и добавил: — Постараюсь добиться аудиенции сегодня, случай выдающийся, конечно, — язвительное окончание фразы было единственной эмоцией, которую он себе позволил. — Иду, приводи себя в порядок! — досадливым жестом услал он Берта наружу.

Тот отправился на поиски супруги, кою быстро обнаружил в одной из гостевых комнат, где она чувствовала себя не слишком комфортно. У неё не было вещей, чтобы их разобрать; у неё не было ни горничной, ни подходящего её статусу наряда, чтобы привести себя в порядок; она никого тут не знала и не представляла себе, как хотя бы помыться — и где взять чистую одежду.

Она, впрочем, попыталась найти себе хотя бы видимость занятия: стояла и смотрела в окно. Оттуда, по крайней мере, было видно достаточно оживлённую улицу.

— Ну! — оптимистичным тоном отвлёк её от грустных размышлений Берт, входя. — Здесь меня не убили, так что осталось лишь договориться с Его Величеством!..

— А Его Величество?.. — обеспокоенно повернулась к нему Лоя, не скрывая своей тревоги.

Она совсем не знала ниийского короля и не представляла себе, каковы могут быть его реакции.

Берт пораскачивался с пятки на носок. Хотелось заверить её, что ей нечего опасаться, но он сам тревожился по поводу реакции своего венценосного брата. У них, правда, были весьма неплохие отношения — король не только оказывал незаконному родственнику покровительство, но и выстраивал с ним неформальное, даже фамильярное общение. Но у любой приязни такого рода есть свои границы, и Берт справедливо полагал, что в этот раз отмеренные ему границы пересёк, и это неизбежно будет отмечено ответными санкциями.

— Я полагаю, — осторожно сформулировал он свои мысли, — нам будут грозить официальное выражение королевского гнева и ссылка.

— Звучит нестрашно, — откликнулась Лоя, которую ни выражение гнева, ни ссылка совершенно не пугали — в отличие от возможного возвращения на родину.

— Да и не должно быть ничего страшного, — махнул рукой Берт. — Тут вопрос политический, Лоя. Вам лично, полагаю, вообще опасаться нечего, — уверенно заявил он.

— А вам? — с тревогой переспросила она, сделав шаг от окна к нему.

Он улыбнулся и пожал плечами:

— Мне, должно быть, достанется за самоуправство, но, надеюсь, не сильно. — Заметив, что она огорчилась от этих слов, он поспешно добавил: — Я рассчитываю на… человеческое понимание, скажем так.

Она стиснула пальцы и опустила глаза. Через несколько секунд, совладав со стыдом и неловкостью, подняла на него взгляд и твёрдо сказала: