полномочий государства по властному вмешательству, например, "координация инвестиций в оборудование" для каждой стратегической отрасли, что является важнейшей формой административного руководства.

Конкретный набор инструментов меняется от эпохи к эпохе, что связано с изменениями в потребностях экономики и с изменением позиции MITI в правительстве. По-настоящему противоречивым аспектом такого сочетания инструментов, от которого в значительной степени зависит их эффективность, является характер взаимоотношений между государством и частным сектором. В определенном смысле история МИТИ - это история поиска (или вынужденного принятия) того, что Ассар Линдбек назвал "рыночно-конформными методами вмешательства". История успеха МИТИ в поиске таких методов с момента создания Министерства торговли и промышленности (МТПП) в 1925 г. до середины 1970-х гг. явно небезупречна, и все в Японии, даже отдаленно связанные с экономикой, знают об этом и опасаются, что МИТИ зайдет слишком далеко. MITI потребовалось много времени, чтобы найти такие отношения между государством и бизнесом, которые позволили бы правительству проводить настоящую промышленную политику и одновременно сохранили бы конкуренцию и частное предпринимательство в деловом мире. Однако примерно с 1935 по 1955 год на японскую экономику легла жесткая рука государственного контроля. Тот факт, что МИТИ называет этот период "золотой эрой", вполне объясним, хотя и глубоко неосмотрителен. Такасима Сэцуо, работая заместителем директора Бюро предприятий МИТИ, старого центра управления промышленной политикой, утверждает, что существует три основных способа реализации промышленной политики: бюрократический контроль, гражданская самокоординация и администрирование через побуждение. В период с 1925 по 1975 г. Япония испробовала все три способа, получив при этом весьма разнообразные результаты. Однако японцы ни на минуту не прекращали спорить о том, какой из них предпочтительнее, или о том, какое сочетание этих трех вариантов необходимо для конкретной ситуации в стране или для конкретной отрасли. История этих споров и их последствий для разработки политики - это история МИТИ, и прослеживание ее хода должно заставить задуматься тех, кто считает, что японская промышленная политика может быть легко установлена в другом обществе.

Что меняет промышленная политика? Этот вопрос также является частью споров вокруг MITI. Уэно Хироя признает, что очень трудно провести анализ затрат и выгод от промышленной политики, не в последнюю очередь потому, что некоторые из непредвиденных последствий могут включать бюрократическую волокиту, олигополию, политически опасное размывание государственного и частного, коррупцию. Профессиональные количественные экономисты, по-видимому, избегают этой концепции, считая, что она не нужна им для объяснения экономических событий. Например, Охкава и Розовский приводят в качестве одного из своих "поведенческих допущений... . основанное на стандартной экономической теории и наблюдаемой истории... что решение о частных инвестициях определяется главным образом ожиданиями прибыли, основанными, в частности, на опыте недавнего прошлого, на который влияют соотношение между капиталом и объемом производства и условия стоимости рабочей силы". Я не могу доказать, что та или иная отрасль японской промышленности не развивалась бы или вообще не могла бы развиваться без государственной промышленной политики (хотя я легко могу назвать вероятных кандидатов в эту категорию). Что, на мой взгляд, можно показать, так это разницу между развитием конкретной отрасли без государственной политики (ее воображаемая траектория или траектория "без политики") и ее развитием с помощью государственной политики (ее реальная траектория или траектория "с политикой"). Можно количественно, хотя бы ретроспективно, рассчитать, как, например, валютные квоты и контролируемая торговля подавляют потенциальный внутренний спрос до уровня возможностей предложения младенческой отечественной промышленности; как высокие тарифы подавляют ценовую конкурентоспособность иностранной промышленности до уровня отечественной промышленности; повышение низкой покупательной способности потребителей с помощью целевых налоговых мер и схем потребительского кредитования, что позволяет им покупать продукцию новых отраслей; заимствование промышленностью капитала сверх своих возможностей у государственных и гарантированных государством банков для расширения производства и снижения издержек на единицу продукции; повышение эффективности производства за счет ускоренной амортизации определенных инвестиций в новое оборудование; и как налоговые стимулы для экспорта способствуют расширению внешних рынков в момент насыщения внутренних продаж. Кодама Фумио математически рассчитал разрывы между реальной траекторией и траекторией, заложенной в политику, для японской автомобильной промышленности на этапах ее становления, роста и стабильности (для будущей фазы спада данных, разумеется, пока нет). Его меры также являются инструментами для анализа целесообразности и эффективности различных мер государственной политики в отношении автомобильной промышленности на этих этапах.

Споры о промышленной политике не прекратятся в ближайшее время, и я не намерен их здесь разрешать. Важно то, что практически все японские аналитики, включая тех, кто глубоко враждебен MITI, считают, что правительство было вдохновителем и причиной движения в сторону тяжелой и химической промышленности, которое произошло в 1950-е годы, независимо от того, как оценивать затраты и выгоды этого движения. Окава и Розовский дают оценку того, что МИТИ считает своим главным достижением: "В первой половине 1950-х годов около 30% экспорта по-прежнему составляли волокна и текстиль, а еще 20% относились к категории товаров повседневного спроса. Только 14% приходилось на машиностроение. К первой половине 1960-х годов, после большого инвестиционного всплеска, произошли серьезные изменения в структуре экспорта. Волокна и текстиль сократились до 8%, предметы потребления - до 14%, а машиностроение с 39% заняло место ведущего компонента, за которым следуют металлы и изделия из них (26%)". Именно этот сдвиг "индустриальной структуры" и стал действующим механизмом экономического чуда. Спровоцировало ли его правительство в целом или МИТИ в частности? Или, говоря более осторожно, они ускорили его и придали ему нужное направление? Возможно, лучшим ответом на этот вопрос является сравнительная оценка Болто: "Три страны, с которыми наиболее выгодно сравнивать Японию (Франция, Германия и Италия), имели некоторые или все изначальные преимущества Японии, например, гибкие поставки рабочей силы, очень благоприятную (фактически даже более благоприятную) международную обстановку, возможность перестройки промышленной структуры с использованием самых передовых технологий. Однако другие условия были очень несхожи. Самое принципиальное отличие, пожалуй, лежало в области экономической политики. Японское правительство осуществляло гораздо большую степень как вмешательства, так и защиты, чем любое из его западноевропейских коллег, и это сближает Японию с опытом другой группы стран - стран с централизованной плановой экономикой". Если существует доказательство prima facie, что роль МИТИ в экономическом чуде была значительной и нуждалась в детальном изучении, то остается вопрос, почему в данной книге выбраны именно временные рамки 1925-75 гг. Зачем рассматривать довоенную и военную эпохи, если чудо произошло только в послевоенной Японии? На это есть несколько причин. Во-первых, хотя промышленная политика и "национальная система" управления МИТИ являются предметом основного интереса в данном исследовании, руководители МИТИ и другие японцы лишь очень поздно осознали, что то, что они