форме, кроме коммунистической, было в значительной степени забыто или проигнорировано. Японская политэкономия может быть расположена точно по линии, идущей от немецкой исторической школы, которую иногда называют "экономическим национализмом" или неомеркантилизм, но эта школа не совсем вписывается в мейнстрим экономической мысли в англоязычных странах. Таким образом, Япония всегда изучается как "вариант" чего-то иного, чем она сама, и поэтому необходимой прелюдией к любой дискуссии о государстве развития должно быть выяснение того, чем оно не является.

Речь не идет о вмешательстве государства в экономику. Все государства вмешиваются в экономику по разным причинам, среди которых защита национальной безопасности ("военно-промышленный комплекс"), обеспечение промышленной безопасности, защита потребителей, помощь слабым, содействие справедливости рыночных операций, предотвращение монополизации и частного контроля в системах свободного предпринимательства, обеспечение безопасности и интересов общества в естественных монополиях, достижение эффекта масштаба, предотвращение чрезмерной конкуренции, защита и развитие отраслей, распределение жизненно важных ресурсов, защита окружающей среды, гарантия занятости и т.д. Вопрос в том, как и в каких целях государство осуществляет вмешательство. Это один из важнейших вопросов политики ХХ века, который с течением времени становится все более острым. Как сказал Луис Малкерн, старый знакомый японского банковского мира, "я бы предположил, что для любой крупной страны в 1980-е годы не может быть более разрушительной слабости, чем неспособность определить роль правительства в экономике". Особое японское определение этой роли и связь между этой ролью и экономическим чудом являются одновременно и основными компонентами, и первопричинами возрождения интереса к "политической экономии" в конце ХХ века.

Нигде так не проявляется распространенное и специфически западное предпочтение бинарного способа мышления, как в области политической экономии. В современную эпоху Вебер положил начало этой практике, проведя различие между "рыночной экономикой" и "плановой экономикой". Из недавних аналогов можно назвать различие между "рыночной рациональностью" и "рациональностью плана", проведенное Дарендорфом, различие между "рыночно-ориентированными системами" и "организационно-ориентированными системами", а также различие между "государством, управляемым по правилам" и "государством, управляемым по целям". В дальнейшем я буду использовать некоторые из этих различий, но сначала подчеркну, что для целей настоящего обсуждения правая компонента этих пар является не командной экономикой советского типа. Экономики советского типа - не рациональный план, но план идеологический. В Советском Союзе, его зависимых странах и странах-подражателях государственная собственность на средства производства, государственное планирование и бюрократическое целеполагание не являются рациональными средствами достижения цели развития (даже если когда-то они таковыми и были); они сами по себе являются фундаментальными ценностями, не подлежащими оспариванию при наличии доказательств их неэффективности или неэффективности. В том смысле, в котором я использую этот термин, Япония рациональна в плане, а страны с командной экономикой - нет; более того, история Японии с 1925 года предлагает множество иллюстраций того, почему командная экономика не является рациональной в плане, и этот урок японцы хорошо усвоили.

На самом базовом уровне различие между рынком и планом относится к разным представлениям о функциях государства в экономике. Государство как институт существует столько же лет, сколько и организованное человеческое общество. Примерно до XIX века государства повсеместно выполняли примерно те же функции, которые делают возможной крупномасштабную социальную организацию, но которые не могли выполнять отдельные люди, семьи или деревни самостоятельно. К таким функциям относились оборона, строительство дорог, охрана водных ресурсов, чеканка монет, отправление правосудия. После промышленной революции государство стало выполнять новые функции. В тех государствах, которые первыми начали индустриализацию, государство само по себе имело мало отношения к новым формам экономической деятельности, но к концу XIX века оно стало выполнять функции регулятора в интересах поддержания конкуренции, защиты прав потребителей и т.д. По словам Генри Якоби, "как только капитализм изменил традиционный уклад жизни, такие факторы, как эффективность конкуренции, свобода передвижения и отсутствие какой-либо системы социального обеспечения, вынудили государство взять на себя ответственность за защиту и благополучие индивида. Поскольку каждый человек отвечал за себя сам и поскольку индивидуализм стал социальным принципом, государство осталось практически единственным регулирующим органом".

 

В государствах, опоздавших с индустриализацией, государство само возглавило процесс индустриализации, то есть взяло на себя развитие. Эти две разные ориентации на частную экономическую деятельность - регулирующая и развивающая - породили два разных типа отношений между государством и бизнесом. Примером государства, в котором преобладает регулирующая ориентация, являются США, а примером государства, в котором преобладает ориентация на развитие, - Япония. Регулирующее, или рыночно-рациональное, государство занимается формами и процедурами, правилами, если хотите, экономической конкуренции, но не занимается вопросами существа. Например, правительство США имеет множество нормативных актов, касающихся антимонопольных последствий размера фирм, но оно не занимается вопросами того, какие отрасли должны существовать, а какие больше не нужны. Развивающееся, или планово-рациональное, государство, напротив, имеет в качестве своей доминанты именно постановку таких содержательных социально-экономических целей.

Другой способ провести это различие - рассмотреть приоритеты государства в экономической политике. В планово-рациональном государстве наибольший приоритет отдается промышленной политике, т.е. заботе о структуре отечественной промышленности и ее развитии, повышающей международную конкурентоспособность страны. Само наличие промышленной политики предполагает стратегический, или целевой, подход к экономике. С другой стороны, рыночно-рациональное государство обычно даже не имеет промышленной политики (или, во всяком случае, не признает ее таковой). Вместо этого как внутренняя, так и внешняя экономическая политика, включая торговую, будет делать акцент на правилах и взаимных уступках (хотя, возможно, под влиянием некоторых целей, не имеющих отраслевой специфики, таких как стабильность цен или полная занятость). Торговая политика обычно подчиняется общей внешней политике и чаще используется для скрепления политических отношений, чем для получения сугубо экономических преимуществ.

Эти различия полезны тем, что обращают наше внимание на становление Японии после реставрации Мэйдзи в 1868 г. как государства развития, планово-рационального, чья экономическая ориентация была связана с промышленной политикой. В отличие от США примерно с того же периода они пошли по пути регулирования и рыночно-рационального развития, ориентируясь на внешнюю политику. В современных условиях Япония всегда делала акцент не на конкретных процедурах, регулирующих экономическую деятельность, а на всеохватывающей, поддерживаемой государством цели развития экономики.

 

Только в 1970-е годы Япония начала переходить к несколько регулирующей внешнеполитической ориентации, в то время как в Америке стали появляться первые признаки новой ориентации на развитие, промышленную политику. Однако японская система остается планово-рациональной, а американская - в основном рыночно-рациональной.

 

Наиболее наглядно это можно увидеть, рассмотрев различия между двумя системами с точки зрения принятия экономических и политических решений. В Японии развивающее, стратегическое качество экономической политики отражается в правительстве в высоком положении так называемых экономических бюрократов, то