вдруг посоветовал Сталин. – Проповедники ведь говорят на чистом, правильном английском языке, и дикция у них хорошая. Многие русские революционеры, находясь за рубежом, прибегали к такому способу совершенствования иностранного языка.

Громыко даже смутился. Может, Сталин его проверяет, испытывает на прочность? Хотел было даже задать встречный вопрос, прибегал ли сам Сталин к такому методу, но удержался. Вспомнил, что Сталин иностранными языками не владел. Впрочем, позднее, вновь припоминая тот разговор, понял, что Сталин тогда, скорее всего, обратил бы свой ответ в шутку, как он часто делал, попадая в затруднительное положение. И все же в церковь в США Громыко не ходил, решив, что не стоит давать повод к домыслам пронырливым американским журналистам, которые обязательно бы пронюхали о таком странном поведении советского посла.

Так произошла первая встреча Громыко со Сталиным, произведшая на него, надо сказать, глубокое впечатление, хоть прямо он об этом в своих мемуарах и не написал – ведь создавались они тогда, когда уже девятым валом шла перестроечная волна антисталинизма, – однако впечатление такое ощущается. И действительно, его дочь Эмилия в своих воспоминаниях пишет, как во время работы над мемуарами Андрей Андреевич не раз говорил ей, что Сталин обладал могучим умом, и в вопросах внешней политики это проявлялось особенно сильно.

На обратном пути из Кремля Громыко вспомнил, что незадолго до того в Москву был вызван посол СССР в США К. А. Уманский. Как он слышал, работой посла в Москве были не очень довольны – претензии к нему были и у Сталина, и у Молотова. Посольство решили укрепить новыми кадрами, в том числе и ему, совсем еще молодому дипломату, доверить столь важный пост советника… Это и вдохновляло, и тревожило – справится ли он, опыта-то ведь, по сути, нет? Правда, тогда Уманский в США возвратился и проработал еще два года, до 1941-го, когда его сменил славившийся своим проамериканским настроем М. М. Литвинов, получивший к тому же широкую международную известность благодаря его работе в Лиге Наций. Однако Литвинов тоже проработал послом в США недолго – в 1943 году его сменил 32-летний Андрей Громыко.

Но до того времени надо было еще дожить, а пока семья Громыко стала собираться в дальний путь. Понятно, что до того никто из них – ни сам Андрей, ни Лида – за границей не бывали, поэтому на них просто обрушился огромный поток новых впечатлений. Особенно их потрясла Италия и итальянцы с их бурным темпераментом: когда на улице они видели двух разговаривающих итальянцев, казалось, что один перед другим произносит речь, которую, не дослушав собеседника, тут же начинает произносить второй – настолько страстно они говорили и жестикулировали. Казалось, что весь город состоит из маленьких митингов и митингующих, хотя участвовали в них всего по два-три человека. Бросились им в глаза и контрасты в одежде горожан, удивили и веревки с бельем на балконах и даже во всю ширину улочек. Лидию Дмитриевну это особенно впечатлило – неужели итальянки никогда свое белье с чужим не путают, ломала она голову, так все тесно, такие лабиринты… Или это нам так кажется с непривычки?

В Генуе они сели на итальянский лайнер «Рекс», впоследствии, во время Второй мировой войны, потопленный англичанами, и через некоторое время увидели Неаполь. Почему-то, живя в Советском Союзе, им казалось, что в солнечном Неаполе все должны петь. Но ни одной песни они там не услышали. Зато увидели Везувий, побывали на раскопках легендарной Помпеи. Мог ли себе представить мальчишка, для которого все детство ассоциировалось только с одним «Везувием» – спичечной фабрикой в губернском Гомеле, что он когда-то будет стоять у подножия настоящего Везувия, да еще проездом в Америку?! Однако стоял. А потом гид водил их по раскопкам погребенной под пеплом Помпеи, рассказывая о том, как жили и как погибли обитатели античного города с такой трагической судьбой. Под конец они увидели трогательную картину – два окаменелых, сплетенных в объятиях скелета. «Любовь сильнее смерти», – прокомментировал это зрелище гид.

Однако не был бы Громыко дипломатом и политиком, если бы не заметил, любуясь достопримечательностями, и огромного количества военных на улицах итальянских городов – время их переезда в США фактически совпало с началом Второй мировой войны, а до нападения Гитлера на Советский Союз оставалось меньше двух лет…

В пути они встретили и праздник – 22-ю годовщину Великой Октябрьской революции. В этот день капитан корабля пригласил Уманского и Громыко в свою каюту. Угощая их прекрасным итальянским вином, капитан неожиданно для них вдруг негромко произнес, подняв бокал:

– За Октябрьскую революцию! За Ленина!

Они были тронуты. Особенно учитывая, что Италия в то время уже находилась под властью Муссолини.

Через несколько дней, впервые в жизни пережив сильный шторм, семья Громыко в полном составе, вместе с детьми, семилетним Толей и двухлетней Эмилией, сошла на американский берег.

Америка их ошеломила несравненно сильнее, чем Италия, – невообразимым шумом и столь же невообразимым, непрерывным движением. Казалось, на месте стояли только небоскребы, все остальное двигалось, ехало, гудело, скрежетало, скрипело, грохотало. Со всех сторон теснились каменные и металлические громады зданий, пропорции между шириной улиц и высотой зданий казались какими-то смещенными.

– А что, в этом городе американцы всегда живут или только днем? – спросил, увидев эту ужаснувшую их поначалу картину американской жизни, семилетний Толя.

– Всегда, – ответил отец. – Причем живут не только американцы. И мы тут будем жить. В этом городе находится и советское посольство.

Отцу маленького Толи, Андрею Громыко, Нью-Йорк тоже показался ужасным современным Вавилоном, в котором нормальным людям жить, наверное, несравненно более тяжко, чем в уютной, спокойной, уже родной и милой сердцу Москве, да что ж поделаешь – дипломаты, как солдаты. Город даже показался ему враждебным, и вовсе не оттого, что он, советский человек, оказался в центре чуждого капиталистического мира. Просто сам город, с его избыточной техникой и каменными джунглями, словно отталкивал человека. «Разве нельзя строить так, чтобы было не только технократично, но и красиво?» – подумал про себя молодой дипломат. Но вслух он это, разумеется, не произнес. К счастью, в Нью-Йорке они задержались ненадолго, целью их путешествия был Вашингтон – столица и гораздо более тихий и сравнительно небольшой город США.

Америка, Америка – великая страна…

Вашингтон – столица США – был и остается городом в основном чиновного люда. В Вашингтоне нет крупной промышленности. В основном там мелкие предприятия, мастерские, представляющие своеобразный симбиоз фабрики и магазина. Словом, обслуга многочисленного штата служащих разного уровня, встроенных в сложную иерархию огромного государственного механизма. Важной частью этого механизма являлась, естественно, его внешнеполитическая и дипломатическая службы, с которыми и приходилось постоянно иметь дело советскому посольству.

Громыко, как