это означало – добиваться наиболее благоприятных международных условий для организации отпора врагу, создания и укрепления антигитлеровской коалиции, открытия второго фронта. Увы, тогда они и не представляли, каким долгим и трудным будет путь к нему, казавшийся им столь естественным.

Эти первые месяцы войны были наполнены тревожным ожиданием: как, куда повернется ход событий на советско-германском фронте. Быстрое продвижение гитлеровцев на восток, в глубь советской страны, ввергло большинство американцев едва ли не в состояние шока, а уж когда фашистские войска оказались под Москвой, пессимистические настроения стали и вовсе преобладающими. Это было, пожалуй, самое тяжелое и суровое время для всех. Вести из Москвы поступали одна тревожнее другой. 19 октября там было объявлено осадное положение. Что же будет дальше? Дальше потрясенный мир услышал о параде советских войск 7 ноября на Красной площади осажденной советской столицы и о том, что наступление гитлеровцев захлебнулось. Однако в середине ноября оно возобновилось снова. Правда, ненадолго. Уже 6 декабря в ежедневной радиосводке «От советского Информбюро» прозвучал ликующий голос Юрия Левитана:

«6 декабря 1941 г. войска нашего Западного фронта, измотав противника в предшествующих боях, перешли в контрнаступление против его ударных фланговых группировок. В результате начатого наступления обе эти группировки разбиты и поспешно отходят, бросая технику, вооружение и неся громадные потери!»

Войска Красной армии освободили Истру, Солнечногорск, Клин, во второй половине декабря – Калинин (Тверь), Волоколамск и Старицу, Наро-Фоминск, Малоярославец и Боровск, Калугу и Сухиничи, подошли к Ржеву. Ту радость и ликование, которое испытывали тогда все советские люди, где бы они ни находились, трудно описать. Казалось, что стало легче дышать. Американцы тоже радовались русским победам, группами и поодиночке они приходили в советское посольство, чтобы поздравить его сотрудников с успехом наших войск под Москвой.

Однако, прежде чем до Вашингтона дошла весть об этом радостном событии, Америку постиг неожиданный удар (во всяком случае, неожиданный для большинства американцев, о степени осведомленности политиков до сих пор спорят) – 7 декабря внезапно, без объявления войны, японские вооруженные силы подвергли бомбежке американскую военно-морскую базу Перл-Харбор на Гавайских островах и потопили значительную часть тихоокеанского флота США. 11 декабря Германия и Италия объявили войну Соединенным Штатам. Америка вступила в войну. Так СССР и США волею судеб оказались по одну линию фронта, в одном строю против общего врага.

Как свидетельствует Элеонора Рузвельт, 7 декабря 1941 года, «несмотря на все беспокойство, Франклин выглядел более безмятежным, чем на протяжении долгого предшествующего периода». Министр труда Ф. Перкинс также отмечает признаки облегчения после недель и месяцев неопределенности: на лице президента она прочитала «выражение спокойствия». По телефону Черчилль выражал свое удовлетворение. Позже он напишет:

«Иметь Соединенные Штаты на нашей стороне было для меня величайшей радостью… Теперь я знал, что Соединенные Штаты погрузились в войну по переносицу и будут в ней до конца. Итак, мы победили в конце концов!.. Гитлер обречен. Муссолини обречен. Что касается японцев, то они будут стерты в порошок… Я пошел к кровати и спал сном человека спасенного и исполненного благодарности».

Если чувства Черчилля понятны не только политику, но и обычному человеку, потому что с вступлением Америки в войну значительно увеличивались силы союзников, то облегчение Рузвельта при известии о нападении японцев на Перл-Харбор вызывали бы недоумение, если бы мы не знали, что война дала мощный импульс для развития всей экономики США. С 1933 г. было построено 122 000 общественных зданий, 77 000 мостов и 285 аэропортов, проложено 664 000 миль новых дорог. Вся нация получила работу, а Рузвельт – необходимую ему прослойку для «нового курса». А уже в 1943–1944 гг. Америка производила 40 % военной продукции мира!

То есть США, как ни цинично это звучит, война была выгодна. Она не только помогла им выйти из Великой депрессии, но и стать самой великой державой послевоенного мира. Поэтому еще 1 сентября 1939 г., когда американский посол сообщил из Парижа о вторжении немецких войск в Польшу, президент радостно произнес: «Прекрасно, Билл! Наконец свершилось. Да поможет нам Бог!». Потому что только огромные доходы от господства военной продукции США на чужих рынках смогли радикально решить финансовые проблемы экономики. Когда же Германия напала на СССР, Рузвельт облегченно вздохнул, понимая, что угроза Америке отсрочена – Гитлер привык бить противников поодиночке. Однако дело не только в подъеме экономики. Рузвельт понимал, что эта война неизбежно повлечет за собой передел мира, перекройку границ и рынков сбыта, и не собирался стоять в стороне от процесса.

О том, как Рузвельт смотрел на роль США в войне, рассказал в своей книге «Его глазами» сын президента Эллиотт.

«Ты представь себе, – пояснял отец сыну, – что это футбольный матч. А мы, скажем, резервные игроки, сидящие на скамье. В данный момент основные игроки – это русские, китайцы и в меньшей степени англичане. Нам предназначена роль игроков, которые вступят в игру в решающий момент… Я думаю, что момент будет выбран правильно».

Странно, конечно, что Рузвельт не упомянул тут о немцах, хотя и понятно, что после нападения японцев для Америки большее значение имели события в Азии. Впрочем, стоит ли обвинять политика за то, что он говорит о наиболее близком и радуется выгодному для своей страны повороту мировых событий. Политика вообще дело циничное, в котором каждый за себя, а все выгоды практически всегда – за счет других. Исключение в этом грешном мире составляют разве что наши либералы, которые чужие страны, в основном западные, любят гораздо больше своей Родины.

Однако вернемся в Америку военных лет. В США тогда начали проводиться благотворительные концерты, встречи, приемы, сбор средств для бойцов Красной армии. Американцы, сами участвовавшие в войне с Японией, отдавали средства и теплые вещи для советских воинов, боровшихся с фашизмом. Вся эта помощь шла по линии различных общественных организаций.

На одном из митингов американо-советской дружбы, состоявшемся в 20-тысячном зале «Мэдисон-сквер гарден» (в Нью-Йорке), выступала и Лидия Дмитриевна, причем выступала на английском языке, который она за два-три года пребывания в США уже выучила.

После победы под Москвой заметно изменилось и отношение руководства США к Советскому Союзу, которое уже по-другому, гораздо более высоко стало оценивать военный потенциал СССР и его шансы на победу. Участились встречи сотрудников советского посольства с представителями американской администрации. В ходе их разрабатывалась и готовилась к подписанию Вашингтонская декларация, которая была подписана в первый день нового, 1942 года от имени 26 государств. Она вошла в историю как Декларация Объединенных Наций, дав впоследствии название главной международной организации послевоенного мира.

По настойчивому предложению советской стороны во вступительную часть декларации было внесено положение о том, что полная победа над немецким