– В прошлом тебе было легче управлять своими чувствами. Когда ты отсутствовал, рядом с Дианой находился Галлоглас… Что ты так удивленно смотришь на меня? Он мне рассказывал о вашей жизни в Лондоне и Праге. Впрочем, и он не мог постоянно быть при ней. Тогда ее окружали другие: Филипп, Дэви, лондонские ведьмы, Мэри Сидни, Генри. Неужели ты всерьез думаешь, что мобильные телефоны способны дать тебе сопоставимое ощущение связанности с нею и контроля над ней?

Вид у Мэтью был не только сердитый (он с трудом удерживал бешенство крови), но и несчастный. Фернандо счел это шагом в правильном направлении.

– Изабо нужно было оборвать твои отношения с Дианой сразу же, как ты почувствовал связующие узы! – отчеканил Фернандо.

Будь Мэтью его сыном, Фернандо посадил бы свое чадо под крепкий замок, но не допустил бы сближения с ведьмой.

– Изабо это делала. – Лицо Мэтью приобрело еще более несчастное выражение. – Наши узы по-настоящему закрепились, лишь когда в тысяча пятьсот девяностом году мы приехали в Сет-Тур. Филипп дал нам свое благословение.

Рот Фернандо наполнился горечью.

– Самоуверенность твоего отца не знала границ. Не удивлюсь, если он намеревался все исправить, когда ты вернешься в свое время.

– Филипп знал, что его в том времени уже не будет, – тихо сказал Мэтью, и Фернандо вытаращил глаза. – Я не говорил ему о его смерти. Филипп сам догадался.

Фернандо заковыристо выругался, рассчитывая, что бог Мэтью простит такое богохульство, поскольку ругательство было очень даже к месту.

– А твое закрепление парных уз произошло до того, как Филипп произнес клятву и пометил Диану своей кровью, или уже после?

Даже путешествие во времени не заглушило отзвуков клятвы Филиппа. По мнению Галлогласа и Верены, слова клятвы просто гремели. К счастью, Фернандо не принадлежал к династии де Клермонов и «песню крови» воспринимал лишь как постоянный шумовой фон.

– После, – сказал Мэтью.

– Понятно. Клятва на крови, произнесенная Филиппом, гарантировала Диане безопасность. «Noli me tangere»[5]. – Фернандо покачал головой. – В таком случае Галлоглас понапрасну тратил время, пристально следя за Дианой.

– «Не прикасайся ко мне, ибо я принадлежу Цезарю»[6], – тихо произнес Мэтью. – Так оно и было. Ни один вампир не смел покуситься на Диану… кроме Луизы.

– В таком случае Луиза оказалась на редкость безумной. Но это ей даром не прошло, – заметил Фернандо. – Теперь понятно, почему в тысяча пятьсот девяносто первом году Филипп так спешно отправил ее на другой конец тогдашнего обитаемого мира.

Его решение многим казалось внезапным и неоправданным. Более того, Филипп и пальцем не пошевелил, чтобы затем отомстить за гибель дочери. Все эти сведения Фернандо отправил в хранилище своей памяти, чтобы поразмыслить на досуге.

Дверь часовни распахнулась настежь. Дерзкой серой молнией внутрь влетела Сарина кошка Табита. За ней вошел Галлоглас. В одной руке он держал пачку сигарет, в другой – серебряную фляжку. Табита тут же принялась тереться о ноги Мэтью, выпрашивая внимание.

– Сарина киска – почти такая же бедокурая, как тетушкина дракониха. – Галлоглас бросил Мэтью фляжку. – Промочи горло. Конечно, это не кровь, но и не бабулино французское пойло. То, что она предлагает, сойдет за дорогой одеколон, а на другие нужды совершенно не годится.

Мэтью покачал головой. С него довольно вина Болдуина, которое теперь кисло у него в животе.

– И ты еще называешь себя вампиром, – упрекнул Галлогласа Фернандо. – Какой-то um pequeno dragão[7] нарушил твое спокойствие, заставив прикладываться к фляжке.

– Если ты думаешь, что Корру легко приручить, попробуй сам. – Галлоглас зубами вытащил из пачки сигарету. – Или можем решить голосованием, как быть с этой крылатой тварью.

– Голосованием? – удивился Мэтью. – С каких это пор вопросы в нашей семье стали решаться голосованием?

– С тех самых, как Маркус оказался во главе Рыцарей Лазаря. – Галлоглас достал из кармана серебряную зажигалку. – Едва вы с тетушкой отправились в прошлое, мы тут задыхались в оковах демократии.

Фернандо выразительно на него посмотрел.

– Что? – спросил Галлоглас, откидывая крышку зажигалки.

– Часовня, Галлоглас, – это место священное. Вдобавок ты знаешь, что Маркус крайне неодобрительно относится к курению, когда в замке теплокровные, – выговорил ему Фернандо.

– Могу напомнить, что твоя тетушка Диана беременна, – сказал Мэтью, вырывая сигарету у Галлогласа изо рта.

– Помнится, когда в нашем семействе было меньше обладателей медицинских дипломов, жизнь протекала веселее, – хмуро изрек Галлоглас. – Золотые были денечки. Мы штопали собственные раны, и плевать нам было на уровень железа в крови и витамин D.

– Это точно. – Фернандо поднял руку, показывая зубчатый шрам. – И впрямь денечки были славные. А уж как ты владел иглой. Легенда. Bife[8].

– Я потом научился получше, – заявил в свое оправдание Галлоглас. – Правда, уровня Мэтью или Маркуса не достиг. Не все из нас могли учиться в университетах.

– Пока Филипп был главой семьи, – пробормотал Фернандо, – он предпочитал, чтобы его дети и внуки умели владеть мечом и не забивали себе голову идеями. Это делало всех вас гораздо более сговорчивыми и податливыми.

В сказанном была крупица правды, а вокруг нее – океан лжи.

– Мне пора возвращаться к Диане. – Мэтью встал и слегка коснулся плеча Фернандо.

– Не тяни время, дружище. Не думай, что потом тебе будет легче рассказать Маркусу и Хэмишу о бешенстве крови, – предупредил Фернандо, загораживая ему путь.

– Все эти годы я думал, что моя тайна надежна скрыта, – сказал Мэтью.

– Тайны, как и покойники, не всегда остаются погребенными, – печально заметил Фернандо. – Расскажи им. И поскорее.

В башню Мэтью вернулся еще более возбужденным, чем уходил. Его встретил хмурый взгляд Изабо.

– Спасибо, Maman, что была рядом с Дианой, – сказал он, поцеловав Изабо в щеку.

– А ты, сын мой? – Изабо коснулась его щеки. Как и Фернандо, она искала признаки бешенства крови. – Может, мне стоило быть рядом с тобой?

– Я в норме. Честное слово, – ответил Мэтью.

– Разумеется. – В лексиконе Изабо, известном узкому кругу, это слово имело много значений, но только не выражение согласия. – Если понадоблюсь, я у себя.