Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я открыла рот, собираясь что-то сказать, но тут на улице раздался страшный хлопок, сопровождающийся гудками и криками. Я повернула голову, но мой новый знакомец осторожно взял ее в ладони, заставляя меня смотреть только на него.
— Не смотри, не надо. Иначе ты никогда не забудешь эту картину. Лучше я сам все тебе расскажу. Там только что задавили девочку. Младшую. Ты наблюдала за ней и ее сестрой. Она внезапно вырвалась из рук старшей сестры и бросилась на дорогу. Их мать в тот момент искала место для парковки, а перед магазином легковой автомобиль пытался обогнать грузовик. «Скорую» вызвали, но это бесполезно. Девочка умерла мгновенно, даже не почувствовав боли. Она не успела понять, что произошло.
Как я ни противилась, передо мной замелькали картинки: водитель с ужасом в глазах. Старшая девочка в шоке. Продавцы, выбежавшие из магазина. Машина с пятнами крови. Мать, которая никогда в жизни не сможет забыть ужасную сцену, представшую перед ее глазами. Ее рот, открытый в крике. Прохожие, благодарящие Бога за то, что это случилось не с ними и их близкими.
Меня подмывало повернуть голову и посмотреть в окно, но я знала, мой знакомый прав. Скоро завыла сирена «скорой помощи». Мое лицо все еще было зажато в ладонях Смерти.
— Ты полагаешь, что это ужасно. Омерзительно. Почему такое происходит? Кто принимает решение и почему? Но не всегда есть цель. Хотя в данном случае она все же есть. Ты, наверное, слышала выражение: «Тот, кому благоволят боги, умирает молодым» и тому подобное. Родители погибших детей всегда утверждают, что их ребенок был особенным. Словно чувствовал, что жизнь его окажется короткой. Словно у него постоянно был контакт с Высшими силами.
Никто из персонала и посетителей кафе не обращал на нас внимания, все обсуждали случившееся. Мой знакомый сделал глоток эспрессо и посоветовал мне сделать то же самое.
— Сиссела, так звали девочку, была именно такой. Ее семья не хуже других, и она могла бы жить нормальной жизнью. Но сама Сиссела была чужой в этой жизни и никогда не приспособилась бы к ней. Она всегда поддерживала контакт с Высшими силами и общалась с ними, как со своими сверстниками. Сиссела была не просто очень способной и умной девочкой, она умела слышать космос, если оперировать знакомыми тебе понятиями. Она не принадлежала этой жизни. Точнее, не смогла бы реализоваться в ней. Но где-то в другом месте и в другое время Сиссела творила бы чудеса. Она и сама это знала. Мы часто с ней разговаривали. Да, Сиссела тоже была из тех, к кому я всегда мог зайти поболтать.
Я сделала глоток эспрессо, но к шоколадке не притронулась. «У меня, наверное, никогда не будет детей, — подумала я. — Я даже замуж не выйду».
— А сейчас, — продолжал мой собеседник, — рождается девочка в Могадишо, столице Сомали. Не знаю, насколько ты осведомлена о ситуации в Сомали, но это одна из самых бедных стран в мире. Там правят мелкие вожди, которые хозяйничают в разных частях города. Люди ходят по улицам, вооруженные до зубов. Сиссела родилась в семье одного из таких вождей. Она проявит сверхъестественные способности, и семья поддержит ее, даже даст хорошее образование. Она освоит не только Коран, чему обучают в этой стране лишь избранных. Я не говорю, что будущее Сисселы заранее предопределено, это невозможно, но у нее есть все шансы стать одной из главных фигур в Сомали. А может, и во всей Африке. Нам нужна была особенная женская душа, и погибшая Сиссела прекрасно для этого подходила. В Африке перемены должны исходить от женщин. Парадоксально, но большинство стран мира никогда не возглавит женщина, хотя там все уверены, что равноправия у них намного больше, чем в Африке.
Никто не требовал, чтобы я поняла то, что сказал он, называющий себя Смертью. У меня перед глазами стояло лицо матери, искаженное ужасом, и я спрашивала себя, как она сможет жить после того, что произошло. Осознает ли она необходимость этой смерти, о которой он говорит? Сил у меня больше не было. С каждым новым рассказом Смерти все новые вопросы возникали, как головы у гидры.
— Где твоя коса?
— В кармане. Она складная. — Он улыбнулся. — Мне нужно идти. Съешь шоколадку, очень вкусная. Я уже заплатил. А потом ступай домой и отдохни. Почитай или послушай приятную музыку. Я зайду к тебе вечером. Можно?
Я кивнула. Он вышел из кафе, не швырнув денег на стол. В отличие от Тома. Я посмотрела ему вслед, но увидела только его темную тень у дверей. Он разговаривал с кем-то и жестикулировал, но я не видела его собеседника.
Не помню, как я добралась домой — вероятно, вернулась той же дорогой. Слова Смерти шуршали у меня в ушах, как сухие листья под ногами. Я слушала и слушала, пока перестала различать его слова и свои мысли. Похолодало, дул сильный ветер, и ноги в кроссовках заледенели. Я решила, что пора доставать зимнюю обувь. Теперь на полке достаточно места, и мне незачем убирать на зиму летнюю. Эта мысль приободрила меня. Во всем есть свои положительные стороны.
Дома я первым делом приготовила себе кайпиринью. Я заслужила это. Поставив кассету Кэрол Кинг[6], я устроилась в голубом кресле, где уже успели посидеть и Смерть, и Ханс Нурдшо. Коктейль начал действовать, я усилила эффект расслабляющим массажем лица. Но мысли бродили в голове, не давая успокоиться.
Зазвонил телефон. Мне не хотелось ни с кем общаться, но я все-таки ответила:
— Алло?
— Привет, наконец-то ты взяла трубку. — Голос Тома. Такой знакомый и такой чужой.
— Мне не хотелось разговаривать.
— Я решил, что нужно позвонить.
— Знаю. — Голос в трубке оживил мои чувства, и я снова ощутила себя беззащитной.
— Чем занималась?
— Пила кофе с врачом. Малькольм умер. Ты что-то хотел?
На несколько секунд я снова стала хозяйкой положения, хотя догадывалась, что следующая реплика раздавит меня.
— Малькольм? Что? Он…
— Вероятно, инфаркт.
— Какой ужас! Он же совсем не старый. И… я хотел спросить, как ты?
— Наверное, так, как того заслуживаю. Я же неблагодарная и бесчувственная.
— Я не об этом. Мне тоже нелегко.
Моя рука, державшая трубку, вспотела:
— Я нашла твой дневник. И прочитала его. Знаю, так поступать неприлично, но я это сделала. И знаю, что ты мне лгал. О важных вещах. О другой женщине. Я не ожидала такого о тебя, Том. Никогда. Как ты мог? — не удержалась я, и последние слова прозвучали почти как крик.
Тишина. Потом снова голос Тома, на этот раз испуганный.
— Слушай, нам надо поговорить… Я не знаю… Боялся, что ты не поймешь… Но ты… Можно, я приду?
Протянутая рука. Мольба о прощении. И что делаю я? Собираю всю свою злость и выплескиваю ее в трубку:
— Том. Не звони мне. Я сама тебе позвоню. Я хочу побыть одна. И подумать.