— Раздевай! — скомандовал я. — Дай подумать. — Гаврила быстренько оголил опричника. Попросту вытряхнул его из одежды. Одурманенный парень только мычал, стараясь не выпустить из рук ступку и пестик. Когда его наконец оставили в покое, он уселся в одних портках и снова завел свое «туп-туп»…

Я встряхнул кафтан. Почистил сапоги опричника, перевернул, вывалив из них пустую фляжку, острый ножик и несколько зеленых листочков.

— Во, — сказал Гаврила, покосившись на листочки. — Колдовская травка с полянки. Нацеплял, пока бродил… Поосторожнее с ней — она разума лишает!

— Эта, что ли? — понюхав, определил я. — Конопля-дичок. Верхушки… — Я снова понюхал. — Созревшая! Сейчас как раз сезон… Разума лишает… Тоже мне — колдовство!

— Уж какое есть! — серьезно покачал головой Гаврила. — Мне от любого не по себе!

Я усмехнулся. Весело начинается работа! Первая тайна уже разгадана. Надеюсь, и дальше пойдет так же бодро…

Быстро переодевшись, постучал в окошко, которое тут же распахнулось.

— Какой-то ты, батюшка, не такой… — всё еще обиженно заявила, появляясь в окне, Заманиха. — Не настоящий бес. Вот Франциск — тот бы точно рассусоливать не стал! Культурный мужик. Не только лягушек горазд лопать! Мы с ним, пока он тут гостил, на лужайку постоянно ходили… Шалить…

— Шмотки спрячь мои, — строго приказал я. — Засунься обратно и не мешай, шалунья… Наркоманка старая!

— Песок изо всех дыр сыпется, а туда же, — шепотом поддакнул Гаврила.

Оконные створки с треском захлопнулись.

— Ну и как же со мной? — с надеждой осведомился воеводин сын.

Я уже принял решение.

— А с тобой вот так, — объявил я и поднял руки. — Стой и не шевелись!

Гаврила замер, в шаге от меня, крепко зажмурившись. Я взмахнул руками, мысленно произнося заклинание. Стылый ночной воздух заметно нагрелся, затрещал, переполненный космической энергией, как электричеством. Завершив первый комплекс пассов, я перевел дыхание. Гаврила дрожал, окутанный зеленым искрящимся дымом…

Теперь главное — правильно закрыть заклинание… Опустив руки, я прошептал необходимую формулу. Дымовая завеса вокруг Гаврилы уплотнилась, укрыла его с головы до ног, потемнела… Спустя секунду оглушительно треснул у меня над головой желто-оранжевый сноп искр.

Бабка, без всякого сомнения подглядывавшая в щелку, с визгом шарахнулась в глубь избы. Готово…

Зеленый туман из рыхлого стал маслянистым и нехотя рассеялся. На том месте, где минуту назад стоял сын воеводы Ивана Степняка, мемекал, взбрыкивая копытами, громадный (метра полтора в холке, не меньше) козел — черный, с пегими подпалинами, круторогий и с совершенно безумными, красным огнем горящими, глазищами.

— Ме-э-э! — недоуменно взревел Гаврила, завертевшись вокруг собственной оси. — Ме-э-э?!!

— Не ори, — успокоил я. — Надо было замаскировать тебя, вот я и замаскировал.

— Ме-э?!

— С рассветом чары рассеются.

— Me? — недоверчиво переспросил Гаврила.

— Точно говорю. Век воли не видать — как выражался один из моих клиентов, душу продавший за должность начальника хлеборезки!

* * *

Мало-помалу Гаврила успокоился. С бабкой прощаться я не собирался, поэтому в путь мы двинулись незамедлительно. Наверное, правильно, что я Гаврилу взял с собой. Без него бы мне ни в жизнь не выбраться из этого леса!..

Пройдя брод, я остановился передохнуть и покурить. Тут-то мне в голову и пришла занятная мысль.

— А чего это мы пешком плетемся? — спросил я у Гаврилы.

— Ме-э?

— Чего «ме-э»? Ты вон какой здоровенный! Давай-ка я на тебя верхом сяду. Ездовые собаки бывают? То-то же! Почему бы и козлу ездовым не побыть?

Козел-Гаврила вполне по-человечески вздохнул.

— Ладно тебе, — взгромождаясь на широкую косматую спину, проговорил я, — поехали. Надо до рассвета успеть. В конце концов, тебе не так уж и тяжело… Быстрее можешь?

Гаврила припустил по лугу так, что наверняка дал бы сто очков вперед любой скаковой лошади! Сильный он всё-таки козел… То есть, я хотел сказать, — сильный парень…

В Колуново пришлось спешиться: ни к чему раньше времени привлекать внимание к собственной персоне… По колено в навозе и грязи мы прошли через всю деревню задними дворами. Сначала я не хотел туда соваться — уж больно воняло, но Гаврила устроил целую пантомиму, взмемекиванием, взбрыкиванием копытами, размахиванием рогами и закатыванием глаз дав мне понять, что на центральной улице мы привлечем внимание всех местных цепных псов. И какая разведка под аккомпанемент многоголосого лая?!

Пришлось с ним согласиться… Гаврила прыгал по кочкам впереди, я шел, чуть приотстав, с трудом выдирая сапожки из густой грязи. Было тихо, правда, надоедливо трещали сверчки. Сверху свисал громадный голубой лунный глаз — из-за треска сверчков казалось, будто это и не луна вовсе, а гигантская неисправная лампа, готовая вот-вот мигнуть последний раз, зашипеть и погаснуть.

На окраине деревеньки Гаврила остановился, тряхнул бородой в сторону низенького, покосившегося на все четыре стороны домика, даже не окруженного забором.

— Нам сюда? — шепотом удивился я. Кивком рогатой башки спутник подтвердил мое предположение.

— В эту хибару? — никак не мог я поверить. — Ты ж говорил, что Георгий — богатырь всея Руси? Защитник православных, гроза басурман! И в такой развалюхе живет?! Что ж ему правительство за выдающиеся ратные подвиги в горячих точках приличной жилплощади не может выдать?

— Me!

— А?

— Ме-э-э!

— Не понимаю я тебя!

Гаврила замолчал. Подумав, уселся на задние копыта, передние задрав, как собачка. Видимо, это означало «служить».

— Служить?

— Me! — радостно кивнул Гаврила.

— Отлично, продолжай. Надо было тебя — перед тем как в козла превратить — выучить языку глухонемых.

Не поднимаясь с задних копыт, воеводин сын окинул окружающую грязь гордым взглядом.

— Служит народу, — догадался я, — а не государю, в греховных страстях погрязшему… Надо же, какой бессребреник!.. Ну пойдем, посмотрим, каков бессребреник в быту… Ты здесь подожди, а я сейчас.

Прокрался к лишенному ставень окошку и заглянул внутрь. Темно было в хибаре, но темнота для беса не проблема! Я, к примеру, и в темноте прекрасно вижу, если, конечно, не забываю взять на задание портативный фонарик…

Обыскав тонким белым лучом помещение, ничего не нашел. То есть совершенно ничего, кроме голых стен, засиженных мухами, и низкого деревянного топчана с лежавшей в изголовье березовой чуркой, очевидно заменявшей подушку… Действительно, бессребреник! Я бы на его месте хоть постельное белье себе выбил у подопечных православных. Ну и стол со стульями…