Они и с Мэрилин познакомились, когда Миллер приехал в Лос-Анджелес с Элиа Казаном, чтобы договориться о съемках фильма по сценарию Миллера «Крюк». Сценарий был признан антиамериканским (очень серьезное обвинение!), и фильм не сняли.

У главы ФБР Эдгара Гувера против Артура Миллера имелся большой зуб. Почему?

Гувер вообще не любил интеллигенцию, подозревая в мягкотелости и антиамериканизме. А Артур Миллер к тому же был евреем, и его никак не удавалось прижать достаточно сильно, чтобы поставить на колени или заставить просить прощения. Запрещали одну за другой пьесы, иногда на совершенно дурацком основании.

Впервые Миллера допрашивали в 1944 году. Его пьеса 1947 года «Все мои сыновья» была объявлена пропагандой линии компартии, что означало, что ее никогда не будут ставить в Америке, хотя пьеса получила две премии Тони (театральный Оскар).

Всемирную популярность Миллеру принесла пьеса «Смерть коммивояжера», поставленная на Бродвее в 1949 году, которая тоже получила Тони, а еще Пулицеровскую премию.

ФБР было наплевать на престижнейшие премии, «Смерть коммивояжера» также объявлена очерняющей американский образ жизни.

Пьесы Миллера на Бродвее с успехом ставил режиссер Элиа Казан, который, когда его вызвали на допрос в «Палату комиссии по антиамериканской деятельности», назвал восемь имен своих коллег, которые так или иначе интересовались русской литературой и русской историей. Все перечисленные были наказаны за антиамериканскую деятельность, а сам Казан подвергнут со стороны коллег настоящему остракизму.

Миллера в списке восьмерых почему-то не было, но он использовал историю с Элиа Казаном для своей новой пьесы «Суровое испытание», в которой пересказал произошедшее, но аллегорически. Аллегории Гувера не обманули, и Миллеру даже запретили выехать в Лондон на премьеру этой пьесы там.

А когда он написал «Вид с моста» о доносительстве на незаконных иммигрантов, началось настоящее преследование. Теперь надежды ставить свои «опасные» пьесы в США Артур Миллер лишился окончательно.

Как бы ФБР ни отнеслось к его браку с Мэрилин Монро, помешать оно не смогло (или не желало, ведь строптивого драматурга проще держать под присмотром с помощью его жены, далекой от левых идей).

У Миллера сложилась ситуация, когда писать то, что желал, он не мог, вернее, мог, но в стол. А писать то, что издавали бы, не хотел. Плодотворной работы в Лондоне не получилось, позже, когда они вернулись в США семьей только формальной, он пытался изложить некоторые тонкости своих отношений с Мэрилин в небольших произведениях, но быстро понял, что теперь успешен лишь в той степени, в какой является отражением своей блестящей супруги. Это Миллера не устраивало и устроить никоим образом не могло, все же он был самодостаточен и без жены.

Они пытались сохранить хотя бы видимость семьи, хотя Америка бы легко простила Блондинке развод с «этим высоколобым умником, почти коммунистом». Америка поддержала любимицу в ее браке с национальным героем – суперспортсменом Джо Ди Маджио, потому что соединились две звезды. Простила развод, не осуждая Джо за то, что тот поколачивал свою красавицу-супругу из ревности (кто бы из мужчин не понял таких порывов?).

Но простить брак с умником левого толка не могла.

И все же они не развелись, продолжая хотя бы работать вместе.

Однако в работе сильней всего сказалась разница интересов, видения мира, оценка происходившего вокруг, разница в их внутренней организации.

Артур Миллер всегда использовал личные впечатления и события своей жизни и жизни знакомых ему людей, чтобы создавать литературные произведения. Для Мэрилин это было неприемлемо совершенно. Она не представляла, как можно вынести на всеобщее обозрение свои мысли и чувства. Вот показать нижнее белье во время съемок – пожалуйста. Но это же не она, это ее героиня…

А рассказать всему миру о том, что глубоко внутри и затаено для самого близкого человека, – увольте.

Мэрилин еще перед венчанием попросила Артура обещать, что тот никогда не станет описывать их отношения и ее поведение наедине, каким бы оно ни было и где бы события ни происходили. Он обещал. И обещание много раз жестоко нарушил.

Речь не о произведениях, опубликованных вскоре после смерти Монро, Миллер взялся писать сценарий для фильма «Неприкаянные», главная героиня которого списана с Мэрилин.

Худшего названия фильма для Мэрилин придумать трудно. Она и без того всю жизнь ощущала себя неприкаянной. Кроме того, Миллер был прекрасным театральным драматургом, блестящим эссеистом, но он не был сценаристом. Саму Мэрилин в фильм заманили возможностью сыграть с Кларком Гейблом, ради этого она была готова терпеть нудный сценарий, тяжелую роль и невыносимые условия съемок в пустыне.

«Неприкаянные» – ярчайший пример того, как Мэрилин предавали все, кто только мог это сделать.

Первым, конечно, оказался Артур Миллер. Он сделал то, о чем она просила не делать перед бракосочетанием, – вытащил на всеобщее обозрение ее недостатки, подчеркнул их репликами, заставив играть роль, которую ей никак играть было нельзя. Мало того, Миллер словно нарочно (скорее всего так и было) без конца переделывал длиннейший и нуднейший сценарий, к вечеру исправляя следующую сцену просто до неузнаваемости. Текст приходилось учить заново.

Чаще всего и больше всего изменялись реплики главной героини, из-за чего Мэрилин едва не до утра приходилось зубрить слова, потом, измученной, принимать безумное количество снотворного, чтобы сомкнуть глаза хотя бы на время. Утром, сонная, она никак не могла прийти в себя, ее накачивали уже гадостью, которая взбадривала, гримировали практически не проснувшуюся, выталкивали на площадку, и тут выяснялось, что Миллер снова что-то изменил и нужно переучить несколько диалогов.

Трудно представить, каково было на сумасшедшей жаре женщине, которая и без того не отличалась умением предельно быстро концентрироваться, боялась не справиться с очередной сценой и получить замечание режиссера, когда ее почти намеренно подвергали унижениям, лишали возможности нормально спать, накачивали сначала наркотиками, а потом взбадривающими средствами.

Создается впечатление, что Миллер, режиссер фильма Джон Хьюстон, о котором даже родная дочь говорила, что он очень жесток, и Ральф Гринсон, который присматривал за Мэрилин во время съемок, намеренно доводили ее до срыва.

Вообще-то так и было, потому что каждому из этих троих был нужен нервный срыв Мэрилин.

Миллер понимал, что фильм получается ничтожным, сценарий пустой, характер героини тоже, играть там почти нечего, слишком много длиннот, вынесенные на всеобщее обозрение их личные отношения с Мэрилин зрителям едва ли понравятся. Но признавать свой провал (ну, пусть не провал, но просто неудачу) не хотелось, куда проще довести до невменяемого состояния Мэрилин и списать все недочеты на нее, мол, в таком состоянии разве можно хорошо сыграть?

Режиссер Джон Хьюстон имел «маленькую» слабость, которая стоила огромных денег, – он играл в казино в кости. Эта слабость обернулась крупным проигрышем, деньги, судя по всему, взяты из кассы съемочной группы, вернуть их быстро не представлялось возможным. Единственный выход – на время прервать съемки якобы из-за плохого самочувствия Монро.