Пока лифт поднимался, я разглядывал себя в зеркальной двери. Черный костюм, белая рубашка и черные ботинки. Я также надел черное пальто. В кармане лежал черный вязаный галстук, но в последнее время в нем редко возникала необходимость. Я заимел привычку так одеваться совершенно случайно. Я сошел с самолета, прилетев из Лос-Анджелеса, в черном костюме, и авиалиния быстро потеряла весь мой багаж. Я не мог придумать, что бы еще такое купить, поэтому просто приобрел еще несколько черных костюмов. В таком прикиде я редко имел неприятности со швейцарами, метрдотелями или корпоративными пиарщиками — скорее наоборот. Я слегка выделялся, что порой тоже шло на пользу. После октября, когда не пил и проводил много времени в спортзале, то потерял несколько фунтов, глаза стали ясными, и я жаждал действия. Я уверенно улыбнулся и принял надежный и знающий вид, но ничего этого не понадобилось. Тени под глазами и впалые щеки, казалось, предвидели, что я обнаружу в квартире Дэвида Брэди. Я попытался придать моему отражению живой вид, но ничего не вышло. Я шел навестить смерть, и мое лицо догадалось об этом раньше меня.

Я постучал в дверь, оставленную, как видно, на защелке, и она открылась под напором моего кулака. Квартира находилась на восьмом этаже и выходила окнами на гавань Сифилд. Целая стеклянная стена. Если бы туман не становился таким густым, еще можно было бы увидеть дома на другой стороне гавани, но сейчас вам не дано было увидеть больше, чем Дэвиду Брэди, лежавшему на кафельном полу в своей кухне с кровяным нимбом вокруг головы и вонзенным в грудь кухонным ножом. У него имелись еще раны в животе и груди, а затылок выглядел так, будто им неоднократно ударяли по глазированному терракотовому кафелю. Я достал из кармана пальто пару хирургических перчаток и быстро осмотрел тело. Кожа Брэди все еще оставалась теплой на ощупь, даже руки еще не остыли; никаких трупных пятен или ранних признаков окоченения в районе век или челюсти. Его вполне могли прикончить десять минут назад.

Я взглянул на фотографию Эмили и ее бойфренда, которую мне дала Джессика Говард. Снимок, вероятно, сделан после матча. Брэди — торжествующий, весь красный и в грязи, в полосатой рубашке, какие носят все регбисты; Эмили, блондинистая и загорелая, с обожанием смотрит на своего принца. Мой язык, казалось, распух во рту, на голове и лбу внезапно появился пот. Я прошел к стеклянной стене, открыл дверь на балкон и вышел. Выхлопные газы смешались с соленым запахом моря, заглушая шум машин и автобусов, уныло прокричал туманный горн — печальная нота траура на фоне металлического лязга транспорта.

Я вернулся в комнату и начал обыскивать квартиру. Гостиная-кухня-столовая были совмещены в одном большом пространстве, из кухни вел маленький коридор с дверями в ванную комнату и единственную спальню. Ни один из порнофильмов здесь не снимался. На столе в гостиной стоял белый «Макинтош». Я включил его и пошел в спальню. В квартире имелось два телевизора. Тот, что в спальне, был подключен к кабельной игровой программе. Диски с играми в изобилии валялись на полу. Обнаружились плейеры и мини-стереосистема на полочке за кроватью, но никаких фото и видеокамер. Больше ничего интересного там не нашлось, разве что большое зеркало над кроватью, набор сексуальных игрушек и стопка порновидеодисков в стенном шкафу в спальне. Человек, приносящий домой плоды своего труда.

Ни один из порнофильмов не являлся самодеятельным, все диски были куплены: боевики, комедии для подростков, ужастики и спортивные фильмы. Книг в квартире не имелось вообще. Я сел перед компьютером и начал искать файлы, которые могли называться «Эмили», «Говард», «троица» или «порно». Пока занимался этим, я услышал вдалеке звук сирен. Мне попался фолдер с фотографиями Эмили, как она выглядела раньше, вот и все. Я попытался поискать файл с названием «Брайан Тейлор», затем под кличкой Брок — снова пусто. Залез в отправленную почту и посмотрел, что он посылал с приложениями, и наконец нашел. Файл назывался «эмго», и он был отправлен в качестве приложения по электронному адресу «[email protected]». Ни в тексте, ни в приложении не указывалось, кому почту отправили. Я нашел оригинальный файл «эмго» и открыл его. Там оказались фотографии троицы во главе с Эмили. Я быстро оглядел комнату, чтобы убедиться, что ничего не пропустил. Сирены взвыли в последний раз и смолкли. Я быстро выглянул с балкона. Две белые полицейские машины с синими и желтыми полосами стояли внизу. У меня практически не осталось времени. Я стер всю имеющуюся почту, затем убрал содержимое мусорной корзины, убрал файл «эмго» и выключил компьютер. Пошел в последний раз взглянуть на тело Брэди. На его рубашке были накладные карманы, но они пропитались кровью. К карманам его джинсов было легче добраться: в одном оказалась горсть мелочи, от которой не было никакой пользы, в другом — мобильный телефон, он мог пригодиться. Судя по табло сбоку от лифтов, полицейские находятся на четвертом этаже. Я решил, что их четверо, по двое в каждом лифте, еще один в форме остался в вестибюле, другой присматривает за лестницей. Я широко распахнул дверь квартиры и бросился к лестнице, как раз когда лифт миновал седьмой этаж. На восьмом и седьмом этажах полицейского не обнаружилось. Я взглянул через перила и увидел, что он поднимается на третий этаж. Я спустился на шестой и вызвал лифт. Нырнул в него, спустился на первый этаж и тут же снова поднялся вверх. Опять вышел на лестницу. Полицейский находился уже высоко надо мной — проверял верхние этажи. На цокольном этаже я сквозь маленькое оконце посмотрел в вестибюль. Женщина-полицейский в форме, со стрижеными светлыми волосами и длинными ногами, смотрела в пустой лифт. Она взглянула на дверь пожарного выхода, и я отпрянул от окошка. Мне не хотелось выходить через черный ход во двор, я не был уверен в отсутствии там охранной сигнализации. Взглянул еще раз. Двери лифта закрылись, женщина, похоже, находилась в кабине. Низко наклонив голову, я толкнул дверь, быстро прошел через вестибюль и выскочил на улицу.

Я уже некоторое время сидел на стуле в баре «Якорь», просматривая текстовые записи на мобильном телефоне Дэвида Брэди и наслаждаясь первой выпивкой за месяц. Строго говоря, мне полагалось дождаться полуночи, но поскольку я никогда раньше не влезал на место преступления и не запутывал следы, а также не крал важные вещественные доказательства, решил, что заработал выпивку пораньше. Даже в двух видах: двойное виски «Джеймисон» и бутылка пива «Гиннесс». В «Якоре», как обычно, спокойно и тихо. Здесь не подавали еду, такое даже не могло прийти в голову; мужчины мечтали и молились над своими пинтами и стаканами, как четки, теребили газеты. Молчаливый Джон, бармен, держался в стороне. Трудно его винить. В «Якорь» ходили люди, начинавшие пить в половине одиннадцатого утра; когда я не работал, то иногда был в их числе. Зачем бармену лезть в друзья к компании алкоголиков? С другой стороны, зачем работать в таком баре, как «Якорь», если не хочешь всю жизнь проводить среди пьяниц?

Я довольно быстро нашел то, что искал: 452, Пирс-авеню, Ханипарк, — вот так ясно и просто. И кстати, недалеко от регби-клуба Сифилд. Я подумал о Дэвиде Брэди, умершем в двадцать лет, прикинул, что привело его из жилищного комплекса «Вид на море» в Ханипарк, допил виски и пиво и пошел искать ответ на этот вопрос.

Ханипарк и Вудпарк — обширные владения местных богатеев на южной границе Каслхилла и Сифилда. Вудпарк берет свое начало в сороковые годы, так что многие дома были выкуплены своими жильцами, а затем проданы молодым семьям среднего класса — многие из них живут там уже третье поколение. Хотя у него до сих пор свои сложности, район уже не пользуется той ужасной репутацией, какой он славился в годы моей юности, когда слухи, что парни из Вудпарка вышли на охоту, придавали даже самому скучному вечеру ощущение опасности, что часто реализовывалось. Теперь эта честь отдается Ханипарку, выстроенному в восьмидесятые годы на просторной территории на месте развалившегося англо-ирландского «Большого дома», к югу от основного шоссе. Кто-то рассказывал мне, что они собрали сюда всех жильцов, выгнанных из своих квартир за асоциальное поведение, и весьма неподходяще назвали район Ханипарк.[2]Здесь автобусы заканчивают ходить намного раньше не только потому, что возможны нападения на водителей и грабеж, но и потому, что жители раздолбали все автобусные остановки и нападали на автобусы со всем, что попадалось под руку. В Ханипарке вы можете найти наркотики на любой вкус, но никто туда за ними не ездил, поэтому торговцам пришлось перебраться в Вудпарк, где они бродили в серых капюшонах и бейсбольных кепочках, пугая мамаш с колясками и старушек с магазинными тележками на двух колесах. Там сейчас уже не так скверно, как было, но никто не станет утверждать, что Ханипарк укротили.