— Хватит, слышишь меня, достаточно! — крикнул я.

Лицо Эмили покраснело от гнева, губы сжались, дыхание вырывалось толчками через нос. Она наклонилась и вонзила зубы в тыльную сторону моей ладони, и мне пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы не закатить ей пощечину. Я рукой сильно толкнул ее через комнату. Она, задыхаясь, свалилась на диван. Моя укушенная пятерня кровоточила, кровь пахла металлом и страхом.

Эмили изумленно взирала на меня.

— Никто не смеет меня толкать, — сказала она. — Никому не позволено так со мной обращаться.

— Никто не смеет кусать меня за руку, если я специально не попрошу, — ответил я. — Но дело вот в чем: если позволяешь себе впасть в буйство, будь готова к неожиданностям.

— Вы на самом деле знаете, кто я такая? — спросила Эмили Говард с презрительным выражением, приобретенным в частной школе и эксклюзивном районе южного Дублина.

— Да я даже догадаться боюсь, лапочка, — ответил я.

После этого мы некоторое время сидели молча. Джонатан допил бренди, а Эмили стучала кольцами на правой руке по кольцам на левой. Где-то на другой стороне гавани затрещал фейерверк, выбросив свои огни в сумерки. Мне стало казаться, что между мной и этими травмированными, испорченными и жестокими детьми пролегла пропасть. Я боялся задать неверный вопрос или произнести слово невпопад — это могло столкнуть их в пропасть, на краю которой они балансировали.

— Ладно, — сказал я. — Для начала: ни одного из вас никто не заставлял делать что-то против вашей воли. Я правильно понял?

— Вы хотите сказать, трахаться? — спросила Эмили с похотливой ухмылкой.

Я кивнул.

— Нет, нас не заставляли. Ведь так, Джонни?

Джонатан покачал головой, снова улыбаясь и опустив голову.

— Мы занимались этим по любви, мистер Лоу, — заявила Эмили и показала мне язык.

— Почему Дэвид Брэди снимал порнографию? С чего бы это?

— Откуда вы знаете, что это был Брэди? — спросила Эмили.

— Джонатан так сказал, — заметил я.

— Джонатан ошибся, не так ли, детка? — сказала Эмили.

Джонатан хрипло рассмеялся, фыркнув носом.

— Я часто ошибаюсь, — проворчал он капризным тоном, как будто цитировал какой-то фильм.

— К тому же в снятый фильм попало его запястье. В том фильме, что с Уэнди и Петрой, — так ведь их звали?

— Скорее Кайли и Чейси, — возразила Эмили с плохим дублинским акцентом. — Хейли и Келси.

— И на его запястье был браслет с гравировкой «2МС2». Такой имелся только у Брэди. И эти фильмы и фотографии находились в его домашнем компьютере. Итак, мы знаем, что это был он. Мы только не знаем почему.

— И они все еще там, в компьютере, где их могут найти полицейские? — внезапно забеспокоившись, спросила Эмили.

— Сначала ответь, почему снималась в этих порнофильмах у Дэвида Брэди и почему это делалось в Ханипарке.

Эмили посмотрела на Джонатана, потом в коридор, ведущий в ее спальню, затем на дверь, но скрыться ей было некуда. Она тяжело вздохнула и начала говорить:

— Еще когда с Дэвидом встречались, летом, мы прошли через эту стадию: трахались с посторонними людьми друг перед другом. Мы вроде как даже оценки друг другу ставили. А иногда приводили кого-нибудь к нему, накачивали наркотиком — немного «снежка» или еще чего-нибудь. И все это контролировали, так что утром или даже иногда посреди ночи мы вышвыривали их вон, если считали, что с нас хватит. Ну и вот мы торчали в этом регби-клубе в Сифилде в субботу, и там, как обычно, все эти потаскушки на него вешались. Только представьте: у него вставал прямо при мне, честно. Ну мы и выбрали эту маленькую со смешными волосами, ну, вы знаете, совсем белую блондинку. И мы занимались этим у Дэвида. Даже и не думали об этом потом.

— До какого времени?

— Две недели назад мне позвонил Дэвид, мы с ним разбежались уже месяц как, когда я собралась в Тринити — полностью моя инициатива. Знаете, как девчонки таскают своих парней из школы в колледж. Настоящая трагедия, верно? Так вот, он мне позвонил и выяснилось, что он вляпался по самые уши. Эта мисс с белыми волосами делала снимки на свой мобильный, а ее старик их обнаружил. И тут оказалось, что ей всего тринадцать лет и папаша — жуткий мерзавец.

— Имя знаешь?

— Наверное, Дэвид знал. Но мне не говорил. Он только сказал, что тот тип и его дочь предъявят нам обвинение, что-то вроде насилия над ребенком и всякое дерьмо про педофилов, если мы не выполним его требования. А хотел он, чтобы мы сняли этот порнофильм, а потом шантажировали моего отца, чтобы вытянуть из него бабки.

— А откуда тут взялся Джонатан?

Эмили взглянула на Джонатана и подняла брови.

— Да мы всегда быть, как говорится, близкий кузен, — объявил Джонатан, имитируя немецкий акцент. Затем свернулся калачиком, положив голову на колени Эмили.

— А Дэвид Брэди об этом знал?

— Сто пудов, — сказала Эмили. — Это он придумал втянуть Джонни. Мне с ним легче управляться.

— Чтобы не выносить сор из семья, понимайт? И я все время задавать себе уно вопрос: что бы делать Христос?

— И ты решил, что Христос бы снял порнофильм? — спросил я.

— Христос сделайт все, чтобы помочь свой кузин, — заявил Джонатан, и они оба истерически расхохотались.

У меня появилось ощущение, что я наблюдаю за парой детишек, добравшихся до бара и приложившихся к виски. Все должно было закончиться слезами. Оставалось только ждать.

— Ничего особенного в этом не было, — продолжила Эмили, все больше раздражаясь, что я не врубаюсь во весь этот юмор. — В смысле все сейчас дома что-то снимают. Я все время это делала с Дэвидом Брэйди, мы потом смотрели, затем записывали новое поверх старого. Главное, никто не должен был это видеть.

— Но это использовалось в качестве угрозы.

— Папочке? Конечно. Подумаешь, пятьдесят штук — большое дело. Для него это как пятьдесят центов. Весь этот леденец Говардов. Почему не дать и другому пососать?

— А мысль, как он расстроится, станет беспокоиться, решит, что тебя похитили и изнасиловали, будет переживать — все это тебя не волновало?

Выражение лица Эмили в одну секунду сменилось с бравады плохой девчонки ее матери на спокойную непроницаемость ее отца: она смотрела на меня так, будто я ничего не понимал, а когда она заговорила, тон стал намеренно ледяным.

— Разумеется, он расстроился. Я никогда не хотела причинять неприятности своему отцу. Вернее, не такого свойства. Но что еще я могла сделать? По-вашему, он предпочел бы, чтобы мне предъявили обвинение в растлении малолетних? Но самое главное — это никогда не должно было стать достоянием общественности.

— Хотя скорее всего уже стало. Насчет того фильма с Джонатаном?