Маскелль отошла за пределы освещенного круга — туда, откуда она могла видеть и сцену, и здания пристани, и вытащенные на берег лодки, и поворот дороги. Она опустилась на мокрую траву, чувствуя, как сырость пробирается под мантию. Суета вокруг импровизированной сцены в свете факелов казалась совершенно чуждой дикой тьме ночи. Снова поднялся ветер, стал качать верхушки деревьев и гнать облака по лику луны. Если в зданиях пристани и горели огни, за ставнями их не было видно; все обитатели ушли с балконов.

Растим вышел на середину сцены, поклонился своим странным ариаденским поклоном — одинаковым для всех, каких бы важных персон он ни приветствовал, — и представление началось. Маскелль слушала пьесу вполуха она прислушивалась к ночи с растущим чувством: ночь пытается ей что-то сказать.

Ариаденцы, конечно, не устояли перед соблазном показать зрителям марионеток, и сыновья Фирака, Тае и Тирин, появились каждый с большой ходячей куклой. Хитрый механизм, укрепленный на поясе и ногах актера, в добавление к стержням, управлявшим руками марионетки, позволял кукле совершать сложные движения. Труппе принадлежали и марионетки большего размера, управлять которыми приходилось двоим — один кукловод сидел на плечах у другого. Использовавшиеся сегодня куклы были не так велики: они лишь на несколько футов возвышались над головами подростков.

Появление марионеток с их легкими деревянными ярко раскрашенными телами и смешными головами с отвисшими челюстями привлекло любопытных рыбаков. Услышав смех и аплодисменты малиндийцев, из здания пристани вышли и богатые путешественники, прибывшие на той барже, что пережидала разлив реки. Большинство из них никогда раньше не видели искусных ариаденских кукольных представлений; зрители перешептывались и делились впечатлениями. На веселый шум вокруг сцены из темноты вышел и кое-кто еще.

Маскелль давно уже высматривала воина и теперь, наконец, увидела его: он сидел на траве там, куда не достигал свет факелов, и следил за представлением. Наблюдая за ним, Маскелль узнала некоторые вещи, хотя ничего конкретного и не извлекла. Она сомневалась, что житель Синтана мог раньше видеть комедии театра Киради, но воин явно понимал то, что не доходило до малиндийцев: например, невинное замечание о праздных руках на самом деле было тонким намеком на мастурбацию, и синтанец хохотал так, что даже стал кататься по траве.

Громкие аплодисменты привлекли внимание Маскелль к происходящему на сцене. Сначала она подумала, что фигурка, прыгающая перед Теразой и Дорией, какой-то удравший от родителей ребенок, но потом разглядела, что это марионетка.

— Чтоб тебе мучиться до скончания времен! — выругалась она, вскакивая на ноги. Как эта проклятая тварь сумела вырваться на свободу? Маскелль поспешно обогнула фургоны, подойдя сзади к тому, который служил правой кулисой, поймала пробегавшего мимо Растима и потащила его в сторону.

— Не знаю я, — с отчаянием прошептал тот в ответ на вопрос, который Маскелль еще не успела задать. — Тае и Тирин доставали Алдоси из ящиков, но они же понимают, они бы никогда…

— Я знаю, что они никогда не стали бы. — Маскелль выглянула из-за фургона, чтобы увидеть происходящее на сцене. Ожившая марионетка стояла посередине, таращась на зрителей; ее раскрашенное лицо ничего не выражало. Тераза и Дория все еще продолжали свой диалог, но незаметно отступали все дальше. Зрители думали, что так и должно быть по пьесе; людям, незнакомым с кукольными представлениями, марионетка, расхаживающая сама по себе, казалась не большим чудом, чем другие, управляемые подростками. Фирак и Гардик стояли у противоположного конца сцены, где их не было видно зрителям; Фирак держал в руках сеть. Маскелль покачала головой: пользы от сети не было бы никакой.

Все ариаденские марионетки имели собственные имена; Алдоси именовались две большие ходячие куклы, с которыми работали Тае и Тирин. Той марионеткой, которая теперь разгуливала по сцене самостоятельно, был Гизар, клоун, обычно управлявшийся веревочками сверху. Гизару не повезло: его номер оскорбил могущественного правителя в восточной провинции Корвалент… Тогда-то Маскелль впервые и повстречалась с Растимом и остальными ариаденцами.

Гизар теперь жил в запертом ящике под фургоном Растима; Маскелль нанесла на него все охранительные символы, какие только могла вспомнить. Марионетка становилась все сильнее; специфический характер проклятия, наложенного на нее, заставлял ее злобность расти. Должно быть, Гизар сумел изнутри своего ящика воздействовать на одного или даже на обоих мальчиков, так что они, думая, что достают только Алдоси, открыли и его темницу.

— Тебе придется выйти и схватить его, — прошептал Растим.

— Я знаю. — Марионетка пока еще ничего не совершила, но, возможно, она просто выбирала подходящий момент. Маскелль помахала рукой, чтобы привлечь внимание Фирака, и когда тот посмотрел на нее, сделала шаг вперед.

— Подожди! — отчаянно прошептал Растим и начал быстро жестикулировать. У ариаденских актеров существовал язык знаков, предназначенный для неслышной передачи указаний во время сложных спектаклей. Дория неожиданно захлопала в ладоши и переместилась по сцене влево, говоря что-то о танцевальном празднике в городе. Фирак, Гардик и Киллия выскочили справа и начали выделывать замысловатые па; за ними следовали подростки с Алдоси. Фирак крутил над головой сеть, так что казался скорее сбежавшим от смотрителей сумасшедшим, чем участником праздничных танцев.

Гизар вытаращил на них глаза и попятился. Маскелль, пользуясь суматохой, скользнула на сцену, и марионетка сразу почувствовала ее присутствие, повернулась и выставила вперед руки с деревянными пальцами, похожими на когти. Когда Гизар кинулся на Маскелль, та ударила его в грудь своим посохом, опрокинув легкое тело куклы на спину. Фирак накинул на марионетку свою сеть, и в следующий момент Маскелль, Фирак и Гардик потащили тварь за кулисы. Зрители разразились радостными аплодисментами.

Растим и старая Мали обежали фургоны сзади и присоединились к остальным. Впятером им удалось оттащить брыкающуюся куклу к фургону Растима и запихнуть в ящик, не привлекая к этому нежелательного внимания. Все, кто находился на пристани, следили сейчас за игрой актеров и сочли происшедшее необходимым по ходу пьесы.

Маскелль снова начертила углем магические знаки и запечатала ящик воском, стараясь не обращать внимания на стук и треск внутри.

— Как ему удалось выбраться? — спросил Гардик, все еще не отдышавшийся после борьбы. Марионетка укусила его за руку, и теперь старая Мали вытаскивала из руки занозы.

Шум, производимый Гизаром, стих, когда Маскелль начертила последний символ. Она отодвинулась от ящика и села на пятки.

— Видишь, где была стерта печать? Тварь заставила кого-то уничтожить удерживающий ее символ и потом забыть об этом. Все вы занимались подготовкой к представлению, так что оказаться жертвой мог кто угодно. Не так уж трудно заставить человека, открывающего ящики, открыть еще один.

— Не так уж трудно… — испуганно прошептал Фирак. — Но почему тогда марионетка не делала такого раньше?