class="p">она – Луна – неподвижно, замерла. Казалось, она пристально вглядывается во что-

то, пытается отыскать кого-то, спрятанного от неё на Земле в складках и потных

складочках Земли. Казалось, профессор, казалось! Своего изменщика Эндимиона

она уже давно отыскала и отвоевала и, о! как смешно, и родила от него уже…

теперь другим устраивала всякие свидания и условия… Вот Вам, например.

Смотрите: пол и стены разлинеены клетками оконных рам, вкосую, гипсовые

гатамелаты и аполлоны, капители, орнаменты; большая ваза с засушенными

полевыми цветами и стеблями высоких трав (она любит засушенные цветы) и

стрелками камыша, уже потрёпанными, потёртыми, попорченными, облетевшими

сверху и, поэтому, похожими на оплавленные белым воском чёрные свечи.

Как грохнуло тут это тутти! На все голоса. Свирели запищали, скрипки

заверещали, затренькали балалайки, и геликон, как сказано, «меднорожий»,

заохал да и кто только не заохал?.. правильно! и тарелка вылязгивала. Шаривари

началось, начались пляски. Всякий старался как мог. Прыжки, пируэты, «Вернись

в Соренто» и эта, та, что у Гофмана: «Ох да Ах!», «Ах да Ох!» Куклы

выплясывали. Куклы, которые были развешены по стенам, которые манекены,

которые лежали и висели в витринах… теперь сорвались с крючков и вешалок и

выплясывали…

Куклы! «Кукольные штучки», – это доктор Жабинский пошутил… тогда…

когда после семинаров в морге ей стали сниться кошмары: покойники

выстраиваются с лозунгами, типа, извините: «Жизнь прожить, не поле перейти»,

«Не так срашен чёрт, как его малюют!» – и патологоанатом (ах, о патологоанатоме

ещё будет Überraschung, suprise, удивление, изумление и неожиданность, и

внезапность), и патологоанатом ей снился, во главе, у входа в метро, – Софи

рассказывала, – предводительствовал, – говорила. – Все, – говорила, – в марлевых

повязках.

Да, да, эти марлевые повязки… – бедная Софи.

– «Сон разума, – как всегда иронично, я бы даже сказал зловредно,

прокомментировал друг парадоксов, – рождает чудовищ! – и продолжал из того же

источника: – Когда разум спит, фантазия, в сонных грёзах, порождает

чудовищ…»

– «…но в сочетании с разумом, фантазия становится ма-терь-ю…» – взвился в

защиту тайно влюблённый, влюблённый, влюблённый будущий профессор

Антонио.

Если в вашей семье родилась девочка; куклы, кукольные домики, кукольные

замки, кукольные дворцы, кукольные дверцы, спальни, будуары, салоны Рамбуйе,

мадемуазели Мадлены, де Скюдери же, кукольные Маркизы, Помпадуры, г-жи

Тансэн и Жоффрэн, словом, если в вашей семье родилась девочка…

– Софи, – сказал тогда парадоксов друг, пошутил парадоксов друг доктор

Жабинский, – Софи, Вам бы лучше в куклы играть! А что? займись, дорогая – всё

25

же, не покойники в рубашках с лозунгами и не вспухшие, извините, пухлые

животики, хи-хи-хи, ха-ха-ха! и не патологические яички, как описал нам

гуманист, доктор, священник и юморист, как Вы сами его обозвали, смешной

писатель, одним словом – ботаник Франсуа де Пантагрюэль, описывая яички

чудовищных размеров вдруг обнаруженные у незнатного… у не знатного, это

особо знаменательно – покойника на столе.

Шутка! И как тут удержаться, чтоб не сказать это известное всем, этот трюизм,

это проклятое общее место: «В каждой шутке есть доля правды»… – будто бы

есть такая правда, в которой нет доли шутки!

– Да, в шутках не то важно, – (Бомарше Пьер Огюстен Карон де), – в шутках не

то важно, соответствуют ли они истине, а важно хороши они или нет.

– Правильно, профессор, -

(Влад. Влад. Набоков), – выдающееся

художественное достоинство целого зависит… не от того что сказано, а от того,

как это сказано, и от блистательного сочетания маловыразительных частностей1.

Частности и шутка оказались отменными. Идея легла, как говорится, в, как

говорится, удобренную или унавоженную, как кому больше нравится, почву.

Если в вашей семье родилась девочка; куклы, кукольные домики, кукольные

замки, кукольные дворцы, кукольные дверцы, кукольные маркизы и, снова же,

кукольные маркизы…

Маркиз с маркизой за столом

Вели беседу… – нет, не правильно!

Правильно:

Маркиз с маркизой за столом

Калякали о том, о сём…

…кукольные спальни, будуары, салоны Рамбуйе, мадемуазель Мадлен де

Скюдери, тоже кукольные Маркизы де Помпадур, г-жи Тансэн, г-жи Жоффрэн, а

сколько наших, русских красавиц, словом, если в вашей семье родилась

девочка…

Из жизни галантных дам

О женщинах, которые преуспевают в любовных приключениях и

обманывают своих мужей.

Женщины создали институт рогоносцев. Женщины обманывают мужчин.

Женщины пополняют собрание за глаза униженных и притесняемых каждым

встречным и любым взявшимся за описание нравов сочинителем.

1 По поводу Гоголевского «Ревизара».

26

Неужели Гера, думаю я, перелистывая описания захватывающих

приключений её неистощимого супруга, так добродетельна и так верна, и так

непорочна? Или, может, она и Афина с ней вместе (не просто же так Парис

предпочёл им Афродиту), она и Афина так уродливы и ни на одну из них… ни у

кого не возникало, не возникает, извините, охоты. Или, может, её нарочно так

выставили Гомеры и Гесиоды, чтоб посмеяться над священными узами и

оправдать собственный разврат, как освящённый и предопределённый?

Да-да, я знаю – Гера когда-то было просто деревяшкой, а деревяшки (смешно

было бы) не изменяют мужьям! хотя… нет непривлекательных деревяшек – есть

разные вкусы.

Другое дело Афродита – родилась из семени, оскоплённого своего отца. Вот

это родословная! – я понимаю. Есть ли что эротичнее, чем все эти навороты

божественных, бессмертных любовных похождений, чем эти сгустки, эти

хитросплетения всего ряда моральных императивов, от любви до ненависти;

хитрые, ловкие, какие они были в неуёмной своей страсти достичь, постичь,

отнять, отъять, объять, добыть. Афродита, это другое дело! Хотя, есть ли только

одна, которая красивей всех, и красивее не существует?

Импровизации на эту тему неистощимы или неисчерпаемы, как хотите, но

вопрос, на склоне моих лет… о ком это я?.. стал мне интересен, и я решил

посвятить исследование дамам, которым пояс рождённой из пены (если пеной

можно назвать кровь несчастного супруга и отца, оскоплённого и тем

униженного) служит не для того, чтоб усыплять бдительность своих

благоверных, но, в большой мере напротив, чтоб соблазнять и покорять, и

сбивать с толку всякого мимо проходящего. А благоверные у таких дам, конечно

же, подобно мольеровскому рогоносцу, пребывают в полной уверенности своего

превосходства и свои рога, которые появляются ещё задолго до того как

возникает сам владелец, свои рога они не видят, не замечают, даже если их

тыкать носом или этими же рогами в зеркало.

Но, конечно же, без мужчин я не смогу сделать полным рассказ, как не может

быть полным образ Евы без Адама, или Фисбы без Пирама, или Клеопатры без

Цезаря… и Антония. Поэтому мы будем хватать в свой дилижанс стоящих и

клюющих носом на пути и в пути, и желающих (хотя бы