— Нет. Она даже не знает, что там было. У меня все выведывала.

— Дай-ка я ей сам позвоню.

— Звони…

— Лида, здравствуйте, это Розум.

Розум знал, что молодящаяся теща обожает, когда он называет ее по имени. «Ну какая я тебе Лидия Вячеславовна? — всегда обижалась она. — Неужели я выгляжу как старуха? Зови меня просто Лида».

— Ой, Алексей, здравствуйте. А мы тут с Леночкой два часа сплетничали. Вы же знаете, какие мы с ней подружки.

Лида считала себя светской львицей и, разговаривая с мужчинами, всегда кокетничала.

— Ну, наверное, про меня уже все сплетни знаете, — поддержал Розум ее игривый тон.

— Да, вам мы тоже все косточки перемыли. Говорят, вы в командировки зачастили. А это плохой признак, когда мужчина надолго уезжает. Не появилась ли там прекрасная утешительница? Такого мужчину утешить желающие всегда найдутся, — продолжала кокетничать теща.

— Как Николай, как Роман Платонович? — постарался уйти от утешительниц Розум.

— Ну что вы, не знаете, как теперь относятся к людям, которым Россия обязана буквально всем? На двадцать третье февраля Роману Платоновичу вручили бутылку коньяка и тридцать тысяч рублей. Он чуть не плакал.

Согласно информации, имевшейся у Розума, против Романа Платоновича в девяносто пятом году военная прокуратура возбудила уголовное дело по фактам хищений в особо крупных размерах. Но дело решили не раздувать, и генерала отправили на пенсию. Любимой темой старого служаки было «как дерьмократы разворовали Россию». Он искренне полагал, что привилегия разворовывать страну принадлежит исключительно таким заслуженным людям, как он.

— Не говорите, Лида. Куда мы идем? — согласно сокрушался Розум.

— Обнаглел народ. Обнаглел! Ни порядка, ни уважения, ничего не осталось. Какая страна была! Никто же пикнуть не смел.

О народе в семье Арсановых говорили как крепостные помещики — несколько отстраненно, в покровительственном тоне. Как о неразумных детях. Как-то так получалось, что народ крупно задолжал Арсановым, а отдавать долги никак не хотел.

— Вам уже Лена говорила про архив?

— Да-да. Он, наверное, сейчас стоит бешеных денег, Алексей?

— Вообще-то он ничего не стоит.

— Ничего? — разочарованно переспросила теща.

— К сожалению, — вздохнул Розум. — Но на меня по службе вышли люди, которые хотят его приобрести. И за приличные деньги. Однако я считаю, что это семейная собственность, так что архив принадлежит всей семье. И решать должны все вместе.

— Ну вот. То же самое я говорила Лене. Но она же слушать не хочет, — расстроенным голосом сообщила теща. — Такая эгоистка, вся в бабку.

— Нет-нет. Я здесь полностью на вашей стороне, — заверил Розум. — В конце концов, вы наследница Каратаевых. Если захотите помочь его найти, то поможете. Если нет, то нет. Это ваше право.

— Ну конечно, помогу, Алексей!

— Вам Софья Ивановна ничего не передавала? Когда были эти квартирные обмены?

— Нет, об архиве ничего не говорила. Она нам вещи завезла. А потом забрала. Правда, не сразу, частями. Николай даже на дачу часть увез, чтобы дом не захламлять. Может, он на даче?

— А вы посмотрите. Может, и там, — предложил зять.

— Давайте, Алексей, приезжайте к нам на дачу в следующие выходные. Вместе с Леной. А то мы совсем мало видимся. Мы ведь одна семья.

— Мы будем у вас в следующую субботу, к часу дня.

Лена начала делать в сторону Алексея угрожающие жесты.

— Договорились, ждем.

— Привет Арсановым.

— Спасибо, Алексей, передам.

— Не умеешь ты, Ленка, разговаривать с моей тещей, — с укором провозгласил Розум.

Лена только отмахнулась. Розум положил трубку и направился на кухню.

— Я предлагаю пообедать и съездить на бабушкину квартиру к Белорусскому вокзалу.

Старый дом за Тишинским рынком недавно отремонтировали. На входной двери красовалась панель с кнопками и домофоном, что, по-видимому, сильно раздражало входящих, поскольку замок был выломан и дверь висела только на одной из петель. В этом было определенное преимущество для непрошеных гостей, и Лена с Розумом вошли в подъезд беспрепятственно.

Они поднялись на второй этаж. Дверь в бывшую бабкину квартиру разительно отличалась от своей невезучей сестры на входе в подъезд. Она была изготовлена в противотанковом стиле постперестроечного ренессанса с применением твердых пород дерева типа дуба и стального листа снаружи. Розум позвонил.

— Кто? — В голосе хозяина не слышалось и тени гостеприимства, на которое можно было рассчитывать от жильцов подъезда с распахнутыми дверьми. Розум молча открыл свое удостоверение и поднес к глазку. За дверью долго молчали, видимо, рассматривая документ. Затем дверь приоткрылась на длину цепочки, и в образовавшуюся щель выглянул крупный молодой мужчина, одетый, несмотря на субботу, в строгий черный костюм с галстуком.

— Управление спецопераций? Это РУБОП, что ли?

— Нет, еще страшнее, — пояснил Розум. — Открывай.

— А в чем, собственно говоря, дело?

— Не дрейфь, — успокоил Розум, — не по вашу душу. Пока. Нужна информация о жильцах, которые здесь раньше жили.

Парень осмотрел Розума, затем Лену и открыл дверь. В конце длинного коридора, положив голову на лапы, лежал крупный ротвейлер и грустно смотрел на вошедших.

— Смирный песик, — похвалил Розум.

— Мой сменщик, — усмехнулся охранник. — Я дежурю — он спит, я сплю — он дежурит.

Ротвейлер громко вздохнул и отвернул голову к стене. Как вы меня все достали — всем своим видом показывал пес.

Гости прошли на кухню.

— Сейчас чай поставлю. Хозяин будет минут через десять. Он мне уже с дороги звонил.

Кушнарев Эдуард Иванович — значилось в оперативной сводке, которую Розум получил на хозяина. Шестьдесят седьмого года рождения. Две ходки. Разбой и ограбление. Бригадир у Глока. Откликается на Циркуля. Особые приметы: рост сто девяносто восемь.

— А хозяйки нет?

— Есть, — нехотя ответил охранник. — Она спит еще.

В коридоре затопали босые ноги, и в дверях показалась высокая блондинка с кукольным личиком и взлохмаченными волосами. Она уставилась серыми наивными глазами на гостей.

— Здрасьте. Толян, ты торт достань из холодильника, а я пока помоюсь.

Девушка запахнула коротенький банный халат, под которым не наблюдалось никаких костюмерных излишеств, и прошлепала в ванную.

— Кто это? — спросила Лена.

— Да Людка, Циркуля жена. Хозяина.

— Не боится Эдуард Иванович жену на охранников оставлять? — усмехнулся Розум.