И Даше уж точно не хотелось, чтобы ее оберегали и заботились о ней. С заботой все было схвачено — частная клиника, лучшие массажисты, домработница, водитель и личная помощница делали все, что могли, эквивалентно вознаграждению, чтобы Даша чувствовала себя как в колыбели.

Она никогда не была замужем. И не собиралась. Даже боялась слишком влюбиться — чтобы не захотеть разделить с человеком горести и радости, фамилию (об этом не могло быть и речи!), постель, бассейн и банковский счет.

Мысли о классической свадьбе, с платьем и всякими там рисовыми зернышками, наводили на нее ужас.

— Почему свадьба? — спрашивала она, стоило ей наткнуться на сюжет, где героиня готова была остановить поезд ради того, чтобы выйти замуж со всеми положенными атрибутами. — Почему не рождение ребенка? Не первый тираж в пятьсот тысяч экземпляров?

— У тебя был такой тираж? — сверкнула глазами Оксана.

— Нет. Но если будет, я куплю самое дорогое платье и устрою пир горой!

— Ты прямо какая-то феминистка! — хохотнула личная помощница.

— Я живу реальностью. А не фантазиями столетней давности. Людям кажется, что традиции — это связь времен, но в наши дни это уже не связь, а веревка на шее.

Оксана была с ней не согласна, но удивлялась тому, что Даша не фальшивит: вот именно так она и жила — и жила прекрасно, подтверждая самим фактом своего существования свою неоспоримую правоту.

И еще она заметила кое-что: Даша нравилась смазливым мальчикам. О том, что смазливые мальчики нравятся Даше, не знали разве что дикари с Папуа — Новая Гвинея, но Оксана никак не могла понять, отчего красивые, как глянцевые туристические проспекты, молодые люди не то что увлекаются Дашей — они смотрят на нее, открыв рот, и таскаются следом верной тенью. Даша и сама этого не понимала — говорила, что, возможно, работает тонкая схема взаимодействия сексуальных флюидов.

— Это твоя квартира? — спросила Даша, осмотревшись.

— Моя, — Захар развалился на диване. — А что, это важно?

Даша уселась на него верхом.

— Очень, очень важно…

Она стянула майку и легла ему на живот.

— Захар, я — сексуальный маньяк, — призналась она. — Твой голый торс приводит меня в исступление.

— Да ты горячая цыпа! — расхохотался он.

— Ну… Гм… Ладно, это уж совсем пошло… — Даша обняла его за шею и соскользнула на бок.

— Что пошло? — заинтересовался он.

— То, что пришло мне в голову, — Даша расстегнула ремень на джинсах и засучила ногами, пытаясь высвободиться из узких штанин. — В связи с цыпами и грилем…

Секс. Конечно, она читала в свое время любовные романы, героини которых если и «предавались страсти» до заключения брака, то считали себя падшими и опозоренными. К счастью, эта ерунда не отравила ей душу — Даша всю жизнь считала секс столь же необходимым, как еда, вода, воздух и… сигареты.

В то время как однокурсницы пожирали булочки с вареньем и мечтали о красивом миллионере лет двадцати пяти, Даша ужинала пакетом кефира и каждый день по часу плавала в бассейне. Все ради секса. Ради того, чтобы не зажиматься в постели от страха, что он нащупает — о, боже! — целлюлит, а получать удовольствие.

Ей нравилось ее тело. Стройное, мускулистое, золотистое, как ириска. Татуировка на плече, на крестце и на ноге. Плохая девочка.

И это ей нравилось. Она любила шокировать.

И конечно, ей нравилось влюбляться. В безумцев вроде Виктора. В сердцеедов и тех самых негодяев, которых избегают после первых ожогов знакомые девицы.

Любые отношения раньше или позже заканчиваются — даже если вы еще живете вместе, так зачем обрекать себя на рутину?

Может, лет в шестьдесят она и выйдет замуж, но не раньше.

«На свете есть только один мужчина, предназначенный тебе судьбой, и если ты его не встретишь — ты спасена».

Виктора пришлось бросить, потому что какая-то девица в бассейне стянула с него трусы.

А разве было бы лучше, если бы он развелся с ней потому, что она не умеет готовить и отобрал бы дом, который она присмотрела для себя в Хорватии?

Оксана считает ее пустышкой. Ну-ну. Она будет уволена. А может, не будет. Ей, Даше, наплевать на то, что происходит между ушами у ее помощницы.

Оксана с энтузиазмом приняла все существующие стереотипы, в том числе и понятие женственности — нечто воздушное, нежное, со всем согласное и «сильное в своей слабости». Фу-ууу!

Но это ее выбор…

Какой же Захар сексуальный! Особенно голый! Не мужчина — конфетка!

Он, правда, слишком уж сладкий, нет в нем ничего брутального, но это ничего. Сколько он продержится рядом с ней? Месяц? Два?

Это типичная гормональная влюбленность — куча секса, идеальное тело, симпатяга. Хочет ее, Дашу, беспрерывно. Что может быть лучше для лечения сердечных ран?

Да! Виктор… Это был удар. Она ведь его почти полюбила. Немного сукин сын, немного эрудит, гений, а сколько в нем энергии! Хватило вот даже на эту стерву, которая, возможно, перед тем как схватить его за мошонку, напи?сала в ее бассейн! Черт!

Зато Захар слишком уж положительный. Не злится. Не орет. Не ругается.

Но она пока еще дрожит, когда он прикасается к ней, и все внутри сжимается, когда они становятся «плотью единой», и много всего — жар, и истома, и желание покусать его от чувств, съесть…

Он такой гладенький, бархатистый, горячий — в прямом смысле слова горячий, как будто у него температура сорок. И он проходу ей не дает — жеребец, честное слово, а это Даша уважает: ей нравится много секса, больше, чем нужно, чтобы уже потом все саднило, и все равно — еще, еще, потому что невозможно контролировать чувства…

— Я люблю тебя… — пробормотал Захар, вцепившись ей в волосы.

— И я тебя люблю, — сказала Даша, глядя ему в глаза.

Она любит его. Разве можно не любить человека после такого секса?

— Пусти, я в душ, — улыбнулась она.

— Не могу.

— Ну уж как-нибудь, — Даша выскользнула из-под него и встала с кровати. — Дай сигарету.

Захар бросил в нее сигаретой, но та упала на пол. Даша подняла.

— Зажигалку, — попросила она.

Захар уже нарочно швырнул зажигалку на пол. Даша нагнулась, подобрала и поинтересовалась:

— Что с руками произошло?

— Ничего! — ухмыльнулся тот. — Просто нравится вид сзади.

— Похотливый самец! — притворно возмутилась Даша.

— Да-да! Это я! — обрадовался Захар.

В пять утра ей захотелось домой.

— Я поеду, — сообщила она.